в России гражданского общества. Далее мы обратимся к индивидуальным историям людей, перешедших в новую веру, чтобы увидеть, как они осмысляли свой религиозный выбор в эпоху стремительных социальных и политических перемен.

Глава III

Сообщество обращенных

Рассказы об обращениях и социальный опыт

По мере того как движение русских баптистов расширялось в первые десятилетия XX века, его участники постоянно обменивались друг с другом своими историями. Проповедь и свидетельствование об опыте личного обращения играли важную роль в молитвенных собраниях. Обращенные верующие стремились публично или частным образом поделиться с единоверцами и с обществом в целом рассказами о своей религиозной жизни и своем социальном опыте. Подобные рассказы не были частью лишь устной традиции. Они постоянно встречаются в личных бумагах баптистов, в их стихах, гимнах, прозе, статьях и письмах в редакцию русской евангелической прессы. Такие повествования были центральны для главной формы русской баптистской литературы – свидетельства об обращении – конверсионный нарратив (conversion narrative). В 1928 г. в журнале «Баптист Украины» даже появилась инструкция о том, как писать такие рассказы [Как Вы уверовали во Христа? 1928: 55]. В настоящей главе рассматривается коллективная история, которую русские баптисты написали о своем движении, на основании более сотни личных нарративов, опубликованных в книгах и журналах с 1906 по 1928 годы или написанных поступавшими в библейские школы в середине 1920-х годов[49]. Эти свидетельства показывают, насколько важной была духовность для выработки новых представлений об индивидуальном и общественном в революционную эпоху. Рассказывая о своем пути в вере, русские баптисты говорили о своем индивидуальном становлении как личности, но также подчеркивали важность сообщества нового типа для того, чтобы в трудное время такое становление было возможно.

Сам процесс социально-политической модернизации в России привел к трансформации религиозной сферы. Этот процесс остро поставил вопросы о месте православной веры в Российском государстве и в русской идентичности, а также о значении веры вообще в Новое время. Российская империя издавна провозглашала себя священной и всецело православной, однако социально-политические перемены дали возможность заявить о себе таким группам, как баптисты, которые не вписывались в подобное представление о государстве и обществе. Это был период быстрой социально-экономической трансформации, войны и революции. Задолго до того, как большевистская революция развернула общество на путь к социализму, с традиционной изолированностью деревни покончила сеть железных дорог и активная индустриализация, подстегиваемая государством, в результате которой разным частям страны открылся доступ к общероссийскому рынку. Повышался уровень грамотности, массовое распространение получала пресса, а повсеместная трудовая миграция меняла традиционный общественный уклад на местах. Русские разного происхождения и рода занятий под влиянием опыта новой жизни превращались в искателей, стремившихся обрести смысл в окружающем социальном хаосе, найти свое место в бесприютном пространстве нового общества. Историкам хорошо известно, как много рабочих в результате обратились к идеологиям революции[50]. Однако существовали и другие возможные идентичности, которые соперничали с подобными идеологиями. В большинстве личных рассказов о том, как человек воспринимает революционные идеи, православие появляется лишь как инструмент самодержавного режима, который мало влияет на эволюцию идентичности рабочих. Однако новые исследования показывают, что русская народная культура революционного периода была пронизана искренними духовными исканиями[51]. Новые духовные силы оказались выпущены на волю, когда процесс секуляризации превратил религию из атрибута идентичности, дающегося при рождении, в поле свободного выбора [McLeod 1995: 23–24]. Рассказы об обращении русских баптистов являются одним из лучших источников для изучения роли религии в эволюции новых идентичностей в России революционной эпохи.

Неудивительно, что баптисты относились к историям о своем обращении с таким вниманием. Исповедание личного обращения во взрослом возрасте – необходимое условие крещения через полное погружение, дающее членство в Церкви [Brackney 1988: xvii, 71; Harding 1987:167]. Ктомуже, поскольку евангелическое движение быстро росло, количество обращений также возрастало и его стремились еще увеличить. Рассказывая о своих обращениях, верующие задавали модель становления баптистом в России, представляя баптистскую веру в качестве легитимного духовного выбора для русских. Баптизм часто пытались представить «иноземной религией», но обращенные оспаривали это, показывая, что обращение в евангельскую веру – это исполнение устремлений широких масс русских людей. Более того, именно в обращении баптисты видели лекарство от тех пороков, которые, по их мнению, отравляли жизнь всего русского общества, – от невежества, ненависти, неравенства и духовной пустоты. Таким образом, русские баптисты, рассказывая о собственном обращении, стремились научить других, как можно смотреть на мир по-новому и как обрести религиозное решение насущных вопросов.

Подавляющее большинство баптистов, включая тех, кто писал свидетельства о своем обращении, были крестьянами, ремесленниками и фабричными рабочими. Как и в других автобиографиях представителей низшего класса, в этих повествованиях русских о самих себе виден поиск новых средств для того, чтобы выразить, как со временем углублялось их самосознание [Steinberg 1994а: 169–170][52]. Рассказывая о своем обращении, русские баптисты подчеркивали значимость своего личного духовного опыта и показывали, какое именно социальное, интеллектуальное и духовное сообщество способно удовлетворить духовные запросы русского общества. Таким сообществом была эгалитарная община, в которой ценилась простота, взаимопомощь и самообразование, однако строиться такая община должна была не на классовом сознании, а на общности веры.

В данной главе показано, как баптисты интерпретировали социальный контекст своих обращений и как они связывали его со своим религиозным опытом. События, отраженные в свидетельствах об обращении, подбирались, чтобы показать глубинный смысл, лежащий за внешними фактами. Как и все духовные автобиографии, эти тексты призваны были утвердить верующих в их вере и одновременно спровоцировать новые обращения. Опираясь на недавние работы об автобиографиях и мемуарах как исторических источниках, можно сказать, что подобные тексты не просто фиксируют, но конструируют опыт. В случае русских баптистов, как и в случае других сообществ, автобиографии, личные истории и свидетельства об обращении несут в себе важную социальную функцию – это средство донести личный опыт до более широкого социокультурного сообщества [Dorsey 1993: 8; Maynes 1995: 4–5, 190; Maza 1996: 1500; Rambo 1993: 7, 137–138, 158]. Сам процесс рассказа о своих обращениях превращал обычных верующих в проповедников. Рассказывая о своем духовном перерождении, они утверждали свое членство в новой общине и приглашали потенциальных обращенных пересмотреть свою жизнь и присоединиться к коллективному нарративу сообщества баптистов.

Свидетельство об обращении русского баптиста, принадлежащее перу Василия Васильевича Скалдина, миссионера Союза русских баптистов, служившего в городе Лозовая Екатеринославской губернии, можно назвать архетипическим. Его рассказ был напечатан в 1914 г. в еженедельном баптистском журнале «Слово истины». Будучи профессионалом религиозной миссии, он, без сомнения, нарочно усилил драматический эффект своей истории. Его статья называется