Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе надо к врачу, — сказала Юлия.
Палец был темно-красный, местами даже синий. Мама уставилась на него, попыталась им пошевелить, но это не удалось. Юлия побежала в прихожую, чтобы принести маме ботинки. Один лежал на боку, а другой — подошвой вверх. А мама ведь всегда ставила свою обувь очень аккуратно, один ботинок рядом с другим!
Юлия помогала маме одеваться, та не сопротивлялась. И Юлию это пугало почти так же сильно, как раздувшийся палец и раскиданные ботинки.
На прием к врачу была очередь. Мама сидела, широко расставив ноги, опершись локтями о колени и свесив голову вниз. Казалось, она в любой момент может рухнуть вперед. Юлия пододвинула свой стул поближе к маме, чтобы поддержать ее, если будет нужно.
Каждый раз, когда дверь в кабинет открывалась, люди вокруг поднимали головы, только мама сидела неподвижно, будто ее всё это не касалось.
«Пожалуйста, — думала Юлия. — Пожалуйста». И не знала, что дальше…
Ей пришлось дважды легонько тронуть маму за плечо, когда подошла их очередь.
Врач оказался улыбчивым и доброжелательным.
— У вас жар, — объявил он. — Я сейчас дам вам противовоспалительное, а завтра около полудня зайду посмотреть, как у вас дела.
— Но мне нужно… — начала мама.
— Вам нужно лечь в кровать, — перебил он.
Мама на мгновение закрыла глаза, но тут же снова их распахнула.
— Моя начальница…
Врач только покачал головой. Мама позволила Юлии вывести себя из кабинета, а по дороге домой всё больше опиралась ей на руку. Дома девочка помогла маме раздеться, проводила в ванную, потом уложила в кровать.
— Мне позвонить бабушке? — спросила Юлия.
— Не надо, пожалуйста, — мамин лоб блестел от пота, над верхней губой выступили капельки.
— Хочешь пить?
Мама кивнула. Юлия принесла стакан воды. Садясь на кровати, мама тяжело дышала, стакан дрожал у нее в руке. Юлия поддерживала его. Кожа у мамы пылала.
Полчаса спустя мама начала бредить вслух.
Юлия выбежала из комнаты, стала набирать бабушкин номер, нажала не на ту цифру, и ей ответил чужой, неприветливый голос. Набрав во второй раз, она услышала сообщение: «Этот номер не обслуживается». Только на третий раз она дозвонилась до бабушки, которая тут же сказала:
— Я уже еду.
Юлии показалось, что прошли часы, прежде чем ключ наконец залязгал в замке, и в комнату вошла бабушка.
— Батюшки мои! — воскликнула она.
Мама металась по мокрой от пота подушке. На мгновение бабушка застыла, словно окаменев, а потом попросила принести миску с водой, уксус, простыни и полотенца. Она стащила с нее промокшую от пота рубашку, завернула в вымоченную в уксусном растворе простыню, а сверху замотала полотенцем. Очень осторожно вытерла маме пот с лица и убрала волосы со лба. Та попыталась было отмахиваться от бабушкиных рук, но сил совсем не было.
— Ну что ж это ты такое вздумала, девочка моя? — тихо проговорила бабушка. — Сейчас тебе станет лучше, я же с тобой. Успокойся, милая.
И действительно мама постепенно успокоилась, стала дышать ровнее. Бабушка подтянула кресло поближе к кровати.
— Ты иди спать, — сказала она Юлии. — Думаю, самое тяжелое уже позади. Ты большая молодец, что мне позвонила, — и она погладила ее по голове.
Даже лежа в кровати, Юлия чувствовала бабушкину руку у себя на волосах. Как ласково бабушка разговаривала с мамой… и как мама от этого успокоилась. «Почему она меня отослала? Я же всё равно не смогу уснуть…» — подумала Юлия. Правая нога у нее дернулась, она споткнулась — но обо что? Тут же нет порога, нет ничего, совсем ничего…
Когда она проснулась, около ее постели стояла бабушка.
— Маме уже гораздо лучше, — сказала она. И только потом: — Доброе утро, золотко! Ты проспала. Я уже позвонила в школу — учительница сказала, чтобы ты как следует выспалась и только потом приходила.
На кухонном столе стояла тарелка с бутербродами, рядом — кружка какао. Юлия осторожно открыла дверь в мамину комнату. Мама лежала так тихо, что Юлии пришлось на цыпочках войти, наклониться над ней и внимательно прислушаться, чтобы услышать ее спокойное дыхание.
В школе Юлии было трудно сосредоточиться. Лейла искоса поглядывала на нее. Юлия несколько раз принималась рассказывать, и каждый раз ее душили слезы. Только после уроков, когда они вдвоем шли через парк, ей удалось рассказать, что случилось. Лейла ни разу не прервала ее, хотя наверняка Юлия произносила слова, которых та не знала. Юлия говорила возбужденно, и странным образом оказалось легче всё это выложить именно потому, что Лейла понимала далеко не всё. На прощание она в первый раз обняла Юлию и прошептала что-то на своем языке. Юлия, хоть и не поняла ни слова, почувствовала, что это было доброе пожелание.
Сердце у нее стучало о ребра, когда она взбегала по ступенькам. Ноги были как свинцовые. Она отперла входную дверь, прошла через прихожую, глубоко вдохнула и распахнула дверь в мамину комнату. Мама лежала в том же положении, что и утром. Бабушка спала в кресле, положив ноги на принесенную из ванной табуретку, и тихонько похрапывала. Юлия оставила дверь открытой, осторожно положила рюкзак на пол около письменного стола и упала на кровать. Она не понимала, почему по щекам катятся слезы. Ведь сейчас опасность уже миновала…
Бабушка проснулась только в пятом часу и тут же начала ругаться на то, что Юлия ее не разбудила. Зачем она тогда вообще готовила? Маме понадобилось в туалет, но когда она попыталась встать с кровати, ноги у нее подкосились. Бабушке с Юлией пришлось поддерживать ее с двух сторон. Бабушка строго велела маме не запираться в туалете.
— А то станет тебе там плохо, а нам внутрь не попасть…
— У вас и так из-за меня столько хлопот, — вяло сказала мама.
— Вот именно, — отозвалась бабушка.
Как только маму положили обратно в кровать, бабушка включила плиту. Юлия удивилась, как это бабушке удалось достать всё, что нужно для куриного супа. Для ее куриного супчика, который быстро наполняет ароматом всю квартиру и помогает от всех бед и напастей.
Мама отвернулась, когда бабушка вошла в комнату с подносом.
— Я не хочу есть.
— Вот и врач тоже сказал: чтобы набраться сил, нет ничего лучше настоящего куриного супчика. Умный человек твой врач. Лучше всего, сказал он, куриный суп с овощами и перловкой, сваренный на медленном огне. А речи о том, хочешь ли ты есть, вообще не было.
Мама открыла рот, чтобы