одну из колб. Налил. Вытяжку из тысячелистника в пробирку в количестве пятнадцати капель. Сок из крапивы налить в другую колбу. Зажечь горелку и поставить на огонь колбу с крапивой. Подождать минуту и добавить одну каплю катализатора. Цвет как-то странно поменялся с зелёного на жёлтый. Я оглядел класс, у всех в пробирках жидкость оставалась зелёного цвета. Видимо, остальные ещё не успели добавить катализатор. И вообще, я, конечно, не художник, но при смешивании зелёного цвета и синего вряд ли должен получиться жёлтый. Магия, не иначе.

Потом убрать огонь и добавить всё остальное. Добавил. Что, ещё катализатор? Каплю? Да без проблем. Я протянул руку и взял синюю жидкость. Снял крышку и попытался капнуть. Ничего не получилось. Видимо, пипетка-дозатор забилась. Я тряхнул сильнее, опять ничего не вышло. Тогда я тряхнул бутылку несколько раз подряд, и пипетка вместе с крышкой оказалась в колбе, как и весь катализатор, находящийся в бутылочке.

В колбе весело заплясало пламя, которое было почему-то яркого синего цвета. От неожиданности я опешил и попятился назад. В этот момент в колбе начало происходить что-то совсем необычное. Язычки пламени стали сформировываться в тонкие чёрные жгуты, которые взмыв вверх, потянулись ко всем ученикам одновременно.

Ахметова кинулась ко мне, но словно наткнулась на какую-то преграду. Жгуты, в свою очередь, начали биться о такую же невидимую стену, плотным коконом, окружившим стол. Увидев, что ученикам ничего не угрожает, Ольга Николаевна расслабилась и повернулась в мою сторону. Ахметова не ругалась, а оставалась предельно собранной и серьёзной. Она сделала мне несколько замечаний и задала пару вопросов, на которые я с готовностью ответил.

Похоже, она даже не особо слушала то, о чём я говорю. Её больше волновал тот факт, что кто-то из учеников поставил двойной непроницаемый щит. Это явилось для Ольги Николаевны сильным потрясением, потому что такого, по её мнению, не могло быть.

Это потрясение в итоге вылилось в очень возмущённую и наполненную разными эпитетами речь в адрес старшего преподавателя по боевой магии. Он, оказывается, не только пропустил такой талант на собеседовании, но и поставил под угрозу жизнь всех присутствующих в замке.

— Так кто поставил щит? — а в ответ ей была тишина. — Ладно, спишем это на шоковую реакцию. На боевой магии преподаватели разберутся. А теперь пошли все вон. К следующему уроку жду от всех подробный отчёт на тему: «Что Дмитрий Наумов сделал не так, и почему его действия чуть не стали причиной необратимых последствий для всего первого курса». Свободны. Дмитрий, вас домашнее задание касается в первую очередь.

Я только плечами пожал, про себя решив, что ничего писать не буду. Тем более с такой формулировкой. Как будто неясно, что я просто много катализатора в зелье плеснул. Быстро собрав свои вещи, я вышел из класса и огляделся по сторонам. Так, и что там у нас дальше?

Глава 9

Крёстный сдержал слово и впихнул в моё расписание математику и каллиграфию. Математика находилась на пятом этаже, и приполз я на неё с очень большим опозданием. Потому что перед этим спустился вниз в помещения Первого факультета, чтобы взять дополнительные тетради и карандаши. Всё это добро мне приходилось держать в руках — сумку мне никто подарить не догадался.

Вообще, в моём расписании стояли следующие предметы: история, география, каллиграфия — это основные дисциплины, которые преподавались абсолютно всем. Лично для меня и таких же талантливых менталистов, телекинетиков и артефакторов в расписание были включены предметы с соответствующими названиями.

Общая магия, бытовая магия, физическая культура и боевая магия, целебная магия и ботаника считались факультативами и посещались по желанию студента. Желание заниматься общей магией, целебной и боевой возникало обычно у всех, а всё остальное выбирали единицы.

Только почему-то у меня в расписании был весь этот список без права отказаться. Спасибо тебе, крёстный. Я всегда буду помнить твою доброту. Будь моя воля, я бы вообще ничего не выбрал, кроме ботаники. Нужно же как-то отличать магический и немагический виды одного и того же растения, выглядевшие одинаково, но вот свойства имеющие диаметрально противоположные.

К тому же кроме дипломированных преподавателей, занятия вели ещё и ассистенты. И если первые чему-то пытались нас научить, то последним студенты были до болотной тины.

Демидов прямо заявил, что помимо основных, по моему мнению, дел в виде сопровождения меня с урока на урок, у него есть ещё и побочные обязанности, такие как его собственная учёба. Ждать на каждом этаже по полчаса он меня не собирается, поэтому просто подробно объяснил, что где находится, и удалился.

Подробные объяснения не помешали мне заблудиться и перепутать вначале этажи. Когда я, наконец, нашёл класс математики, от начала занятия прошло уже добрых пятнадцать минут.

От математики я отказался практически сразу, потому что это было совершенно бесполезное занятие. Считать я умею, что бы ни говорил обо мне крёстный. Доведя до нервного срыва преподавательницу, я вышел из кабинета, чтобы больше сюда никогда не возвращаться. Не сам, конечно, вышел. Меня выгнали. Потому что нельзя как-то по-другому интерпретировать фразу: «Наумов, пошёл отсюда вон!»

Так что с математики я ушёл. Каллиграфия прошла мирно под скрип перьев. Благо она находилась на том же этаже, что и предыдущий предмет, и на неё я пришёл вовремя.

Вела занятие миловидная девушка — недавняя выпускница академии журналистики, внешне ничем не примечательная. Единственным её отличием от остальных преподавателей было то, что на всю толпу магов она оказалась единственной неодарённой. На этом занятии я просто отдыхал и наслаждался блаженной тишиной. Не покривлю душой, когда скажу, что это был самый лучший урок в этот день.

Оказывается, почерк лучше всего ставится, когда пишешь чернилами, поэтому мы старательно выводили предложения перьевыми ручками, тщательно контролируя нажимы на перо. В остальное время мы писали в основном шариковыми ручками или вообще карандашами.

История была очень скучной. Вёл её в этот день молодой ассистент, потому что все были в отъезде на каком-то симпозиуме, и нашего постоянного преподавателя пока не было в школе. Ассистенту, имя которого я даже не пытался запомнить, тоже было скучно, а историю он знал так себе, потому что постоянно путался. Он часто называл адмирала Нельсона то маршалом Мюратом, то фельдмаршалом Кутузовым. Мне было обидно за великих героев прошлого, потому что история — это было то, что я действительно знал и разбирался в ней гораздо лучше нашего горе-преподавателя.

На ботанике меня постигло полное офигивание от вида