— По-твоему, у меня больше увлечений нет, как ждать, пока ты соизволишь явиться ко мне и пытаться все исправить? Ты, наверно, забыл, что у меня имеются подруги, друзья…

Она пыталась вызвать ревность, но Белосельский был спокоен. Видя, что ей не удалась эта уловка, она прибавила с большей обидой:

— Я что, дура, по-твоему? Мне предложили контракт с лучшим модельным агентством Москвы. Все мной восхищаются! Все до единого, кроме тебя!

Она бросила этот упрек, думая вывести Алексея из состояния равновесия, но он остался невозмутим.

— Я рад от всей души твоему успеху.

— Зато я не рада твоим поступкам… Кстати, ты мне так и не объяснил, откуда вообще взялись эти дети? Твой охранник же пристроил их в семью? Зачем ты их оттуда забрал?

— Откуда ты знаешь, что сделал он? А, Виталий тебе сказал… У него слишком длинный язык.

— Я тебя просто не понимаю. Твои поступки сбивают меня с толку. Раз ты поступаешь именно так, то и я буду принимать те решения, которые тебя не понравятся.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты никогда не думал о том, что за мной может ухаживать молодой человек? Более харизматичный, чем ты?

— Елена, если ты хочешь вызвать мою ревность, то этого не будет. Видишь ли, ты забыла: я различаю правду и ложь. Никакого молодого человека нет. А вот то, что ты флиртуешь направо и налево, это я вижу ясно. Если ты желаешь, то такой человек, конечно, появится. Но я пришел не ссориться. Я пришел спросить тебя еще раз — готова ли ты пойти на примирение?

— Конечно, я хочу с тобой помириться. Правда, хочу, — она подошла к нему так близко, что он вновь увидел притягательный изящный овал ее губ, — я этого всегда хотела. Я готова тебя простить. Переезжай ко мне. И все будет как раньше…

— Но…

— Ты угадываешь мои мысли. Но ты вернешь детей, чтобы я никогда их не видела.

Она попыталась обнять его за шею, но он резко высвободился.

— Этого не будет никогда. Если даже я буду жить тут с тобой, Ива и Милош останутся в особняке.

— Значит, ты предпочитаешь их мне?

— Я же буду здесь жить с тобой, нам никто мешать не будет.

— Ты их вернешь или…

— Или мы не договоримся.

Он смотрел в ее глаза и видел непреклонное решение. Есть слова, которые определяют судьбу. Белосельский видел ясно, что пойди он на уступки, ничего не изменится.

— Знаешь, я не хотел тебе этого говорить, — начал он, — но, скорее всего, мы действительно не подходим друг другу.

— Да? А когда ты это понял? Зачем же ты тогда на мне женился? А я тебе скажу: ты показал свое истинное лицо в Париже, когда оставил меня одну, в той мерзкой дыре.

— Это было очень романтичное местечко.

— Вместо пятизвездочного отеля, прекрасного ужина и классической музыки я побывала в аду.

— Не преувеличивай, у меня были дела…

— Так вот, тебе нужно было жениться на своих «делах», а не на мне! Но я и без того давно заметила, как ты любишь и ценишь на самом деле. Я таких унижений не потерплю. Отец меня лелеял с детства. Я думала, что дорога тебе… Но отец был прав насчет тебя, жаль я ему не поверила. Ты ничтожество, моральный инвалид, мелочная душонка. И все эти твои благотворительные общества, и вся твоя миссия — это бред сумасшедшего. Ты болен! Да, ты болен! Та авария сделала тебя просто нездоровым, и если у нас родятся дети, они будут сумасшедшие!

— Что ты сказала?

— Ничего…

Он схватил ее за руку.

— Дети, так ты…

— Нет, ну что ты! Одна мысль об этом мне противна. После того как ты так со мной поступил… мысль о том, что ребенок нас может связать, вызывает у меня отвращение… от такого, как ты… Я не то хотела сказать, я просто выразила уверенность, что если бы у нас были дети, я бы тебя к ним не подпустила. Ты болен, тебе требуется помощь. Отец уверяет, что ты фанатик. И я теперь так же считаю.

— Что ж, я сделал все для нашего примирения; я даже согласился на эту квартиру — и все ради тебя. Но теперь я ясно вижу, что тебе нужен не я сам, а тебе важно почувствовать свое главенство. Я тебе никогда не высказывал свое мнение на супружество. Это верно. Так вот, я считаю, что решения всегда принимает мужчина, а девушка должна подчиняться… если, конечно, она любит его и уважает!

— Я не подчинюсь тебе никогда. Ты говоришь как деспот. Но ты бессилен против меня. Уходи, я не хочу тебя видеть.

— Неужели мы так расстанемся? Подумай еще раз.

— Если ты изменишь свое решение…

Он умолк на мгновение.

— Ты знаешь, что я не изменю своего решения.

— Даже ради меня?

Она высвободила свою руку из его ладони и отпрянула от него. На ее лице возникло такое неприязненное выражение, что в душе он содрогнулся. Теперь она стояла перед ним такая недоступная и неумолимая, как скала. Ничто уже не могло смягчить ее.

— Не забудь, что это был твой выбор, а не мой.

— Я могу сказать то же самое, — парировала Елена совсем другим тоном.

Это был чужой, холодный голос женщины, которая так и не стала ему близким человеком, которая так и не смогла понять его. Уходя, он даже не посмотрел ей вслед; внутренне он настолько отдалился от Елены, что едва мог припомнить самые лучшие мгновения с ней: первые наивные признания, смешные клятвы, и вот, такая грустная концовка. Но Белосельский был не из тех людей, кто находит утешение в меланхолии. Могучие телом и духом находятся в постоянной борьбе со всем миром, они постоянно сражаются, и в этом истинном бою черпают силы для дальнейших свершений.

— У нас еще работы непочатый край! — нравоучительно заметил Белосельский Виталию. — Точные инструкции получишь позже.

Марина не видела брата довольно давно. Прошло почти полгода. И теперь, когда она увидела Белосельского, на ее губах заиграла неподдельная улыбка. Искренность! Сейчас ему хотелось ощущать чистые чувства, без примеси эгоизма, пошлости и всех волнений. Он знал, что сестра простила его и теперь полностью разделяет с ним некоторые убеждения.

Разговор происходил в том самом коттедже, в который Белосельский однажды вломился с такой бесцеремонностью. Теперь Марина с легкой улыбкой вспоминала это.

— Ты уверена, что тебе тут нравится? Давай я тебе помогу приобрести дом.

— Нет, Алексей, не надо… Моему сыну здесь нравится, здесь более чистый воздух, чем в городе. Да и я сама привыкла к этому месту.

— Хорошо, просто мне хочется быть чем-то полезным моей любимой сестре.

Она обняла его за шею.

— Да, я знаю. И я благодарна тебе… Еще хочу сказать, что восхищаюсь тобой.