— Уходить не надо. Просто стой в стороне и наблюдай. Тебе ведь интересно, правда?

Бронников молча поднялся со стула и отошел к стене. Там он встал и, скрестив руки на груди, приготовился наблюдать.

Блюдце снова медленно двинулось. Остановилось возле буквы «у», затем возле буквы «б», потом скользнуло к букве «и»… Когда оно остановилось, слово было готово, и это было слово «убийство».

— Убийство… — тихо проговорила Настя. — Мы…

Но договорить она не успела — блюдце снова тронулось в путь. На сей раз фраза получилась длинная и какая-то гротесковая, как из дешевого фильма ужасов: «Я ПОКАЖУ ВАМ АД».

— Не слишком оригинально, — заметил Граубергер, прищуривая глаза за мощными линзами.

Настя метнула в него грозный взгляд, снова посмотрела на круг и хрипло спросила:

— Скажи нам: кто тебя убил?

Блюдце снова дрогнуло и как бы нехотя заскользило по столу.

— «В»… — тихо произнесла Настя, наблюдая за стрелкой, — «ы»… — Блюдце остановилось, и Настя выдохнула: — Вы!

— Глупости, — проговорила Вика дрогнувшим голосом. — Я его не убивала.

— Я тоже не трогал этого кретина даже пальцем, — поежившись, пробормотал Эдик Граубергер.

— Тише! — зашипел на него Жиров.

Эдик взглянул на одногруппника удивленно:

— Ты чего, Жир?

— Имей уважение к покойникам, — ответил тот.

Эдик усмехнулся и нервно пожал плечами.

Еще минута прошла в тишине, после чего Настя тихо и твердо произнесла:

— Дух Коли Сабурова, сможешь ли ты появиться перед нами и указать на своего убийцу?

Блюдце дрогнуло и стремительно метнулось к слову «да». От неожиданности ребята едва не вскрикнули.

— Сделай это! — тем же хриплым, торжественным шепотом проговорила Настя. — Явись нам и укажи на убийцу!

Оконное стекло снова задрожало, в форточку дунул ветер, и у самого окна начало формироваться странное темное облако. Ребята смотрели на него с изумлением и ужасом. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы Вика не схватила блюдце и не швырнула его в стену.

— Сгинь! — крикнула она.

Настя вскочила на ноги, истерически гаркнула:

— Какого черта ты сделала?

— Дура! — закричала на нее Вика. — Подлая дура! Ты думала, мы купимся на твои фокусы?

Настя несколько секунд смотрела в глаза Вике и вдруг засмеялась громким, ведьминским смехом, от которого всем в комнате стало не по себе.

— Заткнулась бы, а? — грубо оборвал ее Жиров.

— В самом деле… — недовольно проговорил Стас Малевич. — Пора заканчивать этот цирк.

Он поднялся из-за стола, шагнул к выключателю и зажег свет.

Виктор Бронников «отклеился» от стены.

— Было весело, — сказал он с холодной иронией. — Надеюсь, призрак Сабурова не будет нас преследовать?

— Мы не завершили сеанс и не попрощались с призраком, — глядя ему в глаза и странно улыбаясь, ответила Настя. — Теперь он завис между мирами.

— Ну, ты, чумазая! — рявкнула на нее Вика и сжала кулаки. — Ты кого назвала истеричкой?

— Послушайте, друзья, — подал голос Эдик Граубергер, протирая платком очки, — вы как хотите, а я еду домой.

— Будешь ловить тачку? — спросил его Бронников.

— Да.

— Поедем вместе. Выбросишь меня где-нибудь на Зубовском.

— Как скажешь.

Граубергер водрузил очки на нос и встал из-за стола. Вслед за ним к выходу потянулись и остальные.

3

Стас Малевич стоял в лифте, наблюдая за мигающими огоньками нумерации этажей и обдумывал то, что недавно произошло. Он действительно видел какую-то тень у окна. Но вопрос в том: один ли он ее видел? У Стаса были основания сомневаться в этом.

Если тень никто, кроме него, не видел, значит, у него пятнадцать минут назад случилась галлюцинация. Бред, вызванный каким-нибудь не в меру сильным препаратом, принятым пару дней назад и еще не вышедшим из организма. В таком случае стоит пойти домой, выспаться как следует и утром проснуться со свежей головой. (Наркоманом Стас себя не считал. Он не чувствовал никакой зависимости от таблеток, которыми его время от времени снабжали парни с химфака. Таблетки они синтезировали сами, а распространением занимался Стас.)

В общем, выбор был невелик: либо он галлюцинировал, либо Настя Горбунова и ее худосочный дружок Антип — талантливые иллюзионисты, либо… Либо он, Стас Малевич, человек, не боящийся ни Бога, ни черта, действительно оказался игрушкой в руках неведомой силы.

Лифт остановился. Стас вышел в холл и остановился, раздумывая, чем бы заняться дальше. Спать ему не хотелось. Он неторопливо зашагал к выходу. В голове теснились мысли.

Как часто бывало по ночам и после хорошей дозы пива, думал Стас обо всем сразу. Больнее всего засаднила мысль о Витьке Бронникове. Белобрысая сволочь продолжал смотреть на Стаса как на «второй номер». Было совершенно очевидно, что Бронников — самовлюбленный и высокомерный болван.

И все же талант Стаса (а в собственном таланте Стас Малевич не сомневался ни на секунду) давал ему куда больше причин для высокомерия, чем их было у Виктора Бронникова. Долговязый блондин вызывал у Стаса раздражение с первого дня знакомства.

Стас знал, что Бронников подыгрывает преподавателям: вступает с ними в дискуссии, доводит эти дискуссии до нужного накала, а затем намеренно их проигрывает. Такую же линию поведения он избрал и в общении со Стасом, но Малевич быстро его раскусил. Бронников понял, что уличен, оценил проницательность противника и проникся к нему уважением. С тех пор отношения у них стали ровные и приветливые.

Неглупыми парнями были и другие однокашники Малевича, но он никого из них не выделял особо.

Жиров, конечно, особый случай. Такого непроходимого тупицу ни за что бы не приняли в МГУ, если бы не влиятельный папаша. А папаша у Дениса знатный. Богатый мужик. Стас подозревал, что в свое время Жирову-старшему пришлось разбить не мало черепов, взбираясь по иерархической лестнице. Причем разбить в прямом смысле — молотком, кувалдой, гвоздодером… или что там еще есть в бандитском арсенале…

Но со временем Жиров перестал раздражать Стаса. Верзила пребывал в своем сонном мирке, заполненном мыслями о женщинах, ночных клубах и выпивке. Когда Жиров брался о чем-то судить, его рассуждения были так же скучны и плоски, как его широкое лицо. Денис являлся полнейшим интеллектуальным ничтожеством, и Стас знал, что многих на факультете удивляет их странная «дружба».

А ларчик открывался просто. Другие одногруппники откровенно презирали Жирова, и он это чувствовал. Чем больше презрения изливалось на него со стороны Бронникова или Граубергера, тем горячее и благодарнее он отзывался на приветливость Стаса.