Булат не смеется.

Вздохнув – не по-детски тяжело, – он вытащил из кармана наручные часы с кожаным потертым ремешком. Бережно протерев рукавом стекло, посмотрел на циферблат. Морща лоб и водя маленьким мизинцем по стеклу – определил время.

Переспросил, глядя почему-то исключительно на меня:

– Это точно?

Утвердительно киваю:

– Можем открыть. Но ты бы и сам мог догадаться – сгущенка раза в три тяжелее. Плотная она. Хотя… Физику в первом классе вроде не проходят, извини.

Мелкий отмахнулся.

– Проходят. Килограмм железа тяжелее килограмма ваты, бутерброд всегда падает маслом вниз и все такое.

– Э-э… – Мы с Ильей переглянулись, синхронно сделав «бровки домиком».

Булат потуже затянул кушак, сунул часы в карман и оглянулся за спину, в сторону разоренного супермаркета. Оценив диспозицию, махнул нам на прощанье рукой.

– Ладно, я побежал!

– Стой!

Рванувшись, я едва успел поймать мелкого за плечо. Шустрый, как кошак, он развернулся одним движением и невероятно быстро полоснул заточкой пространство перед собой.

– Твою!.. – отшатнувшись, я недоуменно уставился на глубокую царапину, наискось пробороздившую предплечье.

– Я же предупреждал… – флегматично прокомментировал Илья, извлекая очередную упаковку пластыря. – Ты своей смертью точно не умрешь. Давай сюда лапу, заклею.

Безропотно подставив руку, провожаю взглядом пятящегося мелкого. Паренек напряжен, щерит мелкие зубы и настороженно смотрит исподлобья. И даже хрустнувший под ногой раздавленный «чупа-чупс» неспособен отвлечь его внимание.

– Булат, ты совсем обалдел?

Пацан дергано пожимает плечами:

– Зачем хватал?!

Шумно выдыхаю, мысленно считаю до трех. Сплевываю.

– За тебя, дурня, побеспокоиться решил. Глупость свою осознал. Вижу, что парень ты резкий, как понос. Кстати, собачек вон тех не опасаешься?

Кивком указываю на крупную стаю разнокалиберных псов, лениво трусящих по проспекту. Не дворняги, а сбившиеся в группу породистые собакены. От замурзанных пекинесов и усеянных колтунами пуделей до поджарых овчарок и огромного седого алабая.

Мелкий бросает быстрый взгляд за спину, прищуривает на секунду глаза, затем качает головой:

– Не, они поели недавно. Вон, у главных бойцов брюхо раздутое. А мелкие – те всегда голодные. Но если близко не подходить – то не нападут, сами боятся. И Уксус вон с ними, дворовый наш, мы кормили его раньше. Бутерброды мои ел, а Лешкины – никогда, ему мамка с ке… с кетчупом делала! Только не подходит он больше, рычит почему-то…

К концу предложения уверенности в голосе Булата поубавилось. Прекратив пятиться, он затоптался на месте, зажатый между двумя потенциальными угрозами.

Мне и самому стало неуютно, после того как пара овчарок заинтересованно покосилась в нашу сторону, а затем резким маневром вывалилась из стаи – уходя на фланги и беря нас в клещи. Лишь грозный рявк алабая вернул их на место.

Покосившись на наблюдательного паренька, уточняю:

– А что они хоть жрут-то? Мешки с кормом больше не завозят, консервы им не вскрыть, а зайцы с кроликами в городе не водятся.

Булат безразлично пожимает плечами:

– Да как и мы. До чего дотянутся – то и сожрут.

– И трупы?

Мальчишка непрошибаем и по-азиатски отстранен. Присев около банки с соей, он медленно водит пальцами по буквам, пытаясь прочесть этикетку и перепроверить наши слова. Помучившись с полминуты, он разочарованно встает и изрекает философское:

– Трупы, они разные бывают…

Я согласно киваю – вот тут малый угадал. Прямо в десятку.

Задумчиво наблюдаю за лениво кружащей невдалеке стаей.

На сегодня – пронесло. А вот что будет завтра? В тайге зверя, попробовавшего человечины, – обязательно убивают. Потому что, познав легкость и слабость добычи, – он не остановится. Никогда.

Ладно, будем решать проблемы по мере их появления. А пока что надо закругляться с Булатом и галопом мчаться по нашим делам. Подзависли мы тут что-то…

– Булат, послушай. Я и сам сладкое люблю. Но с такой манией к сгущенке – ты и месяца не проживешь…

Паренек дернул щекой, задумался на мгновение и вновь полез в бездонный карман. Извлек из него кожаный чехольчик. Вжикнул молнией – бережно достал небольшой приборчик – похожий на толстую шариковую ручку с экранчиком на три цифры. Облизнул себе палец – типа продезинфицировал, приложил прибор к коже. Щелчок выскочившей иглы – мелкий поморщился. Экран замигал, обрабатывая результат пробы.

Ага, глюкометр. Измеряет уровень сахара в крови. Видел я такое и даже на себе испытывал.

Прибор пискнул. Поглядев на результат, Булат тяжело вздохнул и принялся упаковывать ручку в пенал.

Глазастый Илья присвистнул:

– Один и семь ммоль. Просядет еще на пару десятых – и мелкий свалится в коме.

Булат шмыгнул носом.

– Мама говорила, что если первая цифра – один, два или три, – то нужно срочно съесть две ложки сахара, или три… нет, четыре конфеты! Болею я… Гипо… глипо…

Илья подсказал:

– Гипогликемия. Не частая, но очень невеселая болячка.

Булат закивал и ткнул пальцем в юного химика – мол, точно, оно! Очкарик шарит!

– Мама мне виноградный сахар покупала… Два кубика раз в три часа. Но он закончился. И варенье закончилось… А конфеты в магазинах все давно уже разобрали! Даже ириски-пломбодерки утащили!

Илья прищурился, что-то вспоминая. Довольно щелкнул пальцами.

– Виноградный сахар, хм… Точно! Декстроза – моносахарид, всасывается сразу в ротовой полости. Есть у меня упаковка такой радости. На неделю тебе хватит. Возьмешь, не побрезгуешь?

Покосившись на Илью, я шепнул одними губами: «Гитлер!»

Юный химик запнулся, поправился:

– Только денек нужно будет подождать. До полного проветривания помещения.

Я перехватил инициативу:

– Булат, у меня дома шоколад есть, подойдет? Белый, пористый!

Занудившего было Илью: «белый – это не шоколад!», я одернул резким взмахом руки. Сам знаю. Но ведь сахар там есть?

Мелкий невнятно кивнул, не проявляя особого интереса. Больше внимания он уделял собачьей стае, взявшей под свой контроль улицу перед супермаркетом.

Я усилил давление:

– А еще у меня дома офигенский кот и два работающих планшета. Между прочим – с «Энгри Бердсами»! Кирилл и Карина из первого подъезда уже вовсю рубятся с хрюшками!

А вот тут Булат заинтересовался: