Но это не могло продолжаться долго. Я ощутила, как близко взрыв удовольствия. И сколько бы я его внутренне ни оттягивала, сотрясаясь от мощных, остервенелых толчков Ромы, он ворвался в сознание и поглотил меня звуковой волной.

— О, Рома-а, — вскричала я, впиваясь в его рубашку ногтями и слыша треск ткани, зная, что и на коже останутся следы. Мои следы.

Я задыхалась в собственном безумии, чувствуя, как Рома таранит меня на немыслимой скорости, его рычание слилось в единый стон, а в следующий миг он вошел в меня настолько глубоко, почти достав до матки, что я дернулась.

О господи!

Оргазм меня не отпускал. Держал в своих лапах и тряс, пока сперма мощным потоком заливала мне лоно.

Почти в тот же миг, когда оргазм схлынул, меня выбросило, как рыбу на берег, осознание своего позора и погибели.

Я раскрыла глаза, понимая, что сейчас произошло.

О, боже, боже, боже!

Я трахалась с Ромой!

Я. Трахалась. С Ромой.

Отдалась ему со всем возможным удовольствием на пыльном полу какой-то подсобки. С тем, кто не только предал меня, но и игнорировал призывы о помощи.

Кто уже давно находился в отношениях с чужой женщиной.

Кто даже не удосужился раздеться.

Кто вместо приветствия затащил меня в каморку и изнасиловал.

Я задыхаюсь от стыда, напрягаюсь всем телом и пытаюсь столкнуть тяжеленное, родное тело. Вес и раньше был большим. Сейчас, казалось, Рома стал шире в плечах. Это сколько ему сейчас? Уже тридцать четыре.

— Слезь с меня! — шиплю в ухо и упираюсь руками в грудь. Уйди, дай вздохнуть, дай выдохнуть и не начать снова тебя умолять взять меня. Снова и снова!

— Что? — едко усмехается он, все еще тяжело выдыхая мне в шею. — Сеанс закончен?

Он вытаскивает член и тяжело откатывается в сторону, и я вдруг ощущаю пустоту внутри себя и прохладу, окатившую разгоряченное влажное тело. И вот мы рядом, вздохи, выдохи, рваные, быстрые, как после скачки.

И словно не было этой разлуки. Словно сейчас мы встанем и вместе пойдем в душ, и он будет смывать сперму с моих ног, а потом вылизывать натертые нежные складки между ног. Так медленно и тягуче. Доводя меня до края и снова возвращая в реальность.

Размечталась.

Поворачивает ко мне голову, охватывая взглядом обнаженное тело, а я сразу откатываюсь к стене и прикрываюсь согнутыми коленями. Ни капли деликатности.

— Сеанс? — пытаюсь понять, о чем он говорит.

— Ну да, — в свете из-под двери я различаю огрубевшие черты его лица. Он зол. Очень зол. — Сеанс эскорта, или как там у вас, элитных проституток, называется.

Что?!

Я раскрываю глаза шире, не веря собственным ушам. Гнев во мне взметнулся столбом, и я, нагнувшись, замахнулась и смогла задеть его пальцами, щелкнув по лицу.

Он не шелохнулся, продолжая рассматривать мое обнаженное тело в полумраке. И я замираю, не в силах ни обиженно поджать губы, ни отвернуться.

Я просто смотрю.

Я вижу, как он выглядит. Все так же сексуален и строг. Все с той же опасной и притягательной аурой. Я знаю, какова я сейчас. Конфета без обертки. Начинающая таять под этим требовательным взглядом.

Мы просто сидим. Долгие несколько минут, испепеляя друг друга взглядом. А у меня уже внутренности в тугой узел скручиваются.

— Я бы повторил, — проговорил он, откашлявшись, и я с ужасом понимаю, что его слова не шутка. Про эскорт. Он верил в то, что говорил, потому что в его руках оказалась пачка банкнот. — Сколько ты берешь? Хочу сказать, что час ты не отработала. Тысяча?

— Ты сошел с ума? — еле слышно хриплю и поднимаюсь, держась за стену. Уже плевать, что теперь от него ничего не скрыто. Он уже видел все. Он поднимается и сразу делает шаг ко мне, и я чувствую запах денег, не смея шелохнуться.

Меня тошнит, я отворачиваюсь и чувствую, как он проводит кончиком бумажки по острому соску. Рычу и откидываю его руку.

— Если ты думаешь…

— Мало? Две тысячи? — едкая улыбка мелькает даже в полумраке, и я не выдерживаю, замахиваюсь снова.

Схватил руку и упрямо посмотрел в глаза, затем вниз, на часто вздымающуюся грудь, и дальше, туда, где продолжала стекать его сперма.

Я не могла понять, как могла вообще любить этого человека. В кого он превратился? А может, его лицо было маской, которую я сама на него нацепила и поверила, что вот он, настоящий.

Любимый, заботливый, надежный.

Эту картину мира в очередной раз разорвало его действие. Он просто схватил меня за сосок и, подтянув к себе, попытался поцеловать. Я толкаю его назад.

— Не смей меня касаться!

Он в одно движение толкнул меня в ответ, прижав к прохладной каменной стене, и поставил руки по обе стороны от головы, взяв в плен. Задирать голову не хотелось, но это был единственный способ заглянуть в его пустые глаза-омуты.

— Три тысячи?

— Да пошел ты, Сладенький, — рявкнула я и все-таки смогла избежать нового прикосновения к груди.

Просто проскочила под рукой и стала шарить в темноте. Туника есть. Где трусы?

Боже, стоило увидеть Рому, ощутить его запах, присутствие, как с меня слетели трусы. И кто я после этого, как не его личная шлюха? Но он может думать все, что хочет, а мне надо сваливать.

Давно пора, ага.

Нашла на полу трусы, но взять не смогла. На них стояла его нога, обутая в тяжелый ботинок.

Потянула резинку трусов и недовольно посмотрела наверх.

Он смотрел на меня с высоты своего немаленького роста и упивался тем, как я ползаю в его ногах.

— Пять тысяч?

Пять тысяч за несколько минут. Или сколько мы уже здесь? Неплохо, да. Расценок я не знаю, но это точно не плохо.

Деньги бы мне сгодились, но я никогда не возьму у Ромы ни копейки. Не теперь, когда он оказался такой мразью.

Поднимаюсь с пола. Плевать на трусы, пусть подавится, поеду в концертных.

— Сколько, Аня? — спрашивает, когда уже натянула тунику и сделала шаг к выходу.

— Я не шлюха! — громко.

— А судя по тому, как сиськами трясла на сцене, ты лжешь, — шипит и лыбится, скотина.

Я замялась. Стало неудобно и неприятно, но и оправдываться перед ним не собираюсь.

— Это случайность, — направилась к выходу. А в груди сердце кричало: «Ну, еще немного».

Еще немного послушай его голос, повернись, попроси дать тебе член, снова ощутить его во рту и в себе. Надо уходить, но я медлю.

— Вот так и уйдешь?