Рома дышал часто, в его глазах полыхала обида.

— Закрой рот, Аня, не переходи границ. Если мы собираемся жить вместе, ты просто должна…

Я не смогла сдержать смех. Даже не смех. Визгливый, истеричный хохот.

— Вместе? Вместе?! Нет! Завтра еще кто-нибудь начнет тебе угрожать, и ты снова ляжешь в кровать, да? Ты снова вставишь свой член в любую дырку, которая принесет тебе известность и бабло? Как шлюха?!

Удар по щеке был столь неожиданным, что я закричала от ужаса. И наверное, он хотел успокоить истерику, но стало только хуже. Тело налилось тяжестью.

Меня трясло.

— Угомонилась?

Больше он сказать не успел, я ударила в ответ. И стала сдуру пробираться к кнопкам, чтобы открыть дверь и покинуть все это дерьмо раз и навсегда.

— Не трогай меня! — вскричала я, когда Рома буквально сжал меня руками и вернул обратно на заднее сиденье. Я попыталась вырваться, но он уже навалился сверху и стал забираться мне под юбку.

— Не смей, скотина! Все кончено! Между нами все кончено!

— Ты мне кое-что должна, — говорил он каким-то не своим голосом, стараясь поцеловать крепко сжатые губы, раздвинуть языком зубы. — И раз ты меня бросаешь, я намерен это получить.

Его штаны недвусмысленно распирало, и бугор упирался мне в бедро.

— Я не бросаю тебя! Это ты мне изменил! Ты предал меня!

— Но ты должна была понять! Должна! Это ради нас!

— Никогда. Ты предал меня, — вертела я головой, стараясь скинуть его с себя и не чувствовать внизу живота томления. — Убери руку. Не смей!

В тесноте бороться с мужчиной, который весом раза в два тебя больше, было сложно. Я сопротивлялась его рукам, сдирающим с меня белье, рвала на нем футболку, в кровь царапала спину.

Но он, обезумев, как и я, только повторял:

— Должна. Возьму.

Взял. Сволочь.

Раздвинул ноги шире и толкнулся внутрь. И когда успел расстегнуть ширинку?

Сначала только головку всунул, потом и вовсе до конца.

А я кричала до последнего, билась, но ничего не могла с собой поделать, чувствуя удовольствие от того, с какой дикой силой он меня трахает.

Словно обезумевшее животное!

Наверное, будь он мне и правда противен, я бы сопротивлялась сильнее, укусила за губу не просто так, а в кровь, ноги бы не закинула ему за спину, а отбивалась ими.

Но было поздно.

Ненависть и похоть смешались в сладостный коктейль, и мне уже было не до обид или мыслей.

Я просто взлетала вверх, пока Рома вбивал меня в кожаное кресло, и падала, когда он, дернув блузку, сорвал пуговицы и прижался губами к груди.

Втянул сосок так резко, что я вскрикнула и стала сама подмахивать ему бедрами, чувствуя сладостное привычное скольжение внутри себя.

Это не было занятием любовью. Это была схватка тел и чувств. Последняя схватка между нами.

— Не останавливайся, — со слезами стонала я.

А он и не хотел. Знал, что, как только он кончит, как только машина от резких толчков прекратит трястись, как только последние волны страсти между нами стихнут, я уйду.

Выйду из машины и навсегда покину самого любимого человека, потому что свой выбор он сделал.

Карьера превыше всего. Это ясно. Ясно, как и член, который стал доставлять дискомфорт, потому что уже много минут был во мне. Продолжал неистово двигаться, пока Рома терзал мои губы.

Боль в груди и не ушла, и мне вдруг захотелось ощутить еще более сильную, заглушить физической болью душевную.

Я вытолкнула его из себя и перевернулась.

Рукой направила член не туда, где обычно влажно, а туда, где удовольствие женщины — лишь миф.

Он в угаре возбуждения и слова против не сказал. Смочил член слюной и стал рваться внутрь, раздвигать анальные стенки, доставляя невыносимую боль.

И, о да, она смогла хоть на миг перекрыть боль душевную.

Рома втиснулся до конца, руками сжимая мою грудь, словно боялся, что я упаду или стану бесплотной. А я и исчезала, растворялась в чувствах.

Пол под моими ногами рассыпался, и рука Ромы не помогла мне удержаться.

Нет, не может быть.

Рома продолжал толкаться в тугое пространство попки, рукой найдя клитор. Он ласкал его ровно так, как мне нравилось, а я не хотела, чтобы мне это нравилось.

Я хотела запомнить этот последний раз как акт насилия, чтобы еще сильнее возненавидеть Рому, чтобы не плакать по нему.

Чтобы идти дальше с высоко поднятой головой.

Но разве получится забыть это ошеломляющее удовольствие, в которое превратилась острая боль? Разве можно забыть тот трепет, что охватывает все тело только от того, как тесно Рома ко мне прижимается, то, как с размаху загоняет член и рычит? Теряется в эмоциях, забывая о человечности и превращаясь в животное. Из-за меня.

Разве можно забыть первую любовь?

Я кончила громко, никого не стесняясь, с именем «Рома» и рваным выдохом, чувствуя, как меня заливает его семя.

Мы еще долго лежали, словно пытаясь надышаться перед смертью, словно держась кончиками пальцев за обрыв в бесплотной попытке выжить.

— Останься со мной, — шепнул Рома и спустя минуту моего молчания просто стал приводить меня в порядок.

Нашел где-то две новые футболки. Надел на меня трусики, протер салфеткой промежность. Он всегда был предусмотрительным.

— Ты хотел уехать в Питер, чтобы правда не раскрылась? — спросила я уже совершенно спокойно, впитывая в себя эти любимые черты, запоминая цвет глаз, разлет бровей, линию губ.

Я любила его. О боже, как же я его любила. Но его измена всегда будет висеть над нами дамокловым мечом. И в итоге станет только хуже.

— Останься со мной, Ань. Мы будем счастливы. Нам ведь хорошо вместе, — кивнул он на мое еще подрагивающее после оргазма тело.

— Это просто секс. Между людьми должно быть что-то еще.

— У нас есть, — нашелся Рома. Наклонился и стал осыпать мое лицо поцелуями.

Я отвечала на них со всей возможной страстью. Впитывала эту последнюю настойчивую ласку, а потом оттолкнула.

— Нет доверия. Ты не верил мне, и я теперь точно не буду верить тебе.

Я все-таки добралась кончиками пальцев до нужных кнопок, и дверь щелкнула, как курок пистолета у нашего виска. Как последний решающий аккорд нашей симфонии. Я, погладив его волосы последний раз, нажала на ручку, но он остановил меня.

— Я отвезу тебя, и мы еще раз поговорим. Как взрослые люди.

Я посмотрела ему в глаза и печально улыбнулась.