– О, пиявка проснулась, – мы сталкиваемся чуть ли не нос к носу, и Алаев с отвращением морщится. – Так ты не только страшная, но еще и слепая?

Это он, видимо, про мои очки. Сегодня утром я торопилась, поэтому не надела линзы.

– А ты не только грубый, но еще и тупой? – отзываюсь ему в тон. – Не в курсе, что при слепоте очки бессильны?

– Да пошла ты, – огрызается лениво и, задев меня плечом, продолжает свой путь наверх.

Какой же он мерзкий. Черт в кожаной куртке.

Оказавшись на первом этаже, растерянно замираю перед Анваром Эльдаровичем. Мужчина оперся на перила и кажется глубоко опечаленным. Я впервые застаю момент его душевной слабости, поэтому не знаю, как себя вести.

– Эм… Все нормально? – робко интересуюсь я.

– Да, Лера, все в порядке, – он вскидывает голову и немного натянуто улыбается. – Ты готова ехать на учебу? Борис уже ждет.

– Да, готова. Выхожу.

– Погоди, а как же завтрак? – легонько придерживает меня за локоть.

– В институте поем. А то боюсь опоздать.

– Точно? Может, лучше сейчас? Хотя бы пару бутербродов.

Ловлю внимательный взгляд черных глаз, и сознание пронзает смутное подозрение. Кажется, мама и впрямь рассказала Анвару Эльдаровичу о моем недуге. Уж слишком он беспокоится из-за несостоявшегося завтрака.

– Нет, все же в столовой будет удобней, – мягко настаиваю я. – Первой парой у нас крайне ответственная лекция.

– Ну как знаешь, – мужчина уступает. – Удачного тебе дня.

– Спасибо, и вам, – вскидываю руку в прощальном жесте. – До свидания.

С Анваром Эльдаровичем мы неплохо ладим. Разумеется, между нами витает определенная неловкость, свойственная людям разных поколений, но в целом мне нравится этот строгий, собранный и совсем капельку мрачный мужчина. В отличие от сына, он не имеет проблем с воспитанием и, кажется, действительно хорошо ко мне относится. Разве можно мечтать о большем?

Вопреки опасениям, в институт я приезжаю вовремя и даже успеваю заправить желудок купленной в столовой сосиской в тесте. Диляра, как и обещала, ждет меня в первом ряду. Прямо напротив кафедры, с которой через минуту-другую будет вещать наш общий любимчик.

Когда Анисимов наконец показывается на пороге, в аудитории как будто становится светлее. При виде душки-преподавателя девчонки приосаниваются, а парни лениво рассаживаются по местам.

– Бли-и-ин, какой он классный! – пищит Диляра мне на ухо. – Как думаешь, у него есть девушка?

– Романы с преподами запрещены, – напоминаю я, хотя и сама, говоря по правде, была бы не прочь закрутить с этим сладким красавчиком.

Какие у него чувственные губы. А какие глаза… Невозможные, потрясающие глаза цвета только-только собирающейся в небе грозы. Так и хочется утонуть в них навечно.

– Есть такой закон? – удивляется подруга. – Ну, о запрете романов?

– Ну закона, может быть, и нет, но это точно порицается с позиции этики и морали.

– Пф… Подумаешь этика, – беззаботно пожимает плечами. – Ради вот этих рук на талии можно забыть о принципах.

Она мечтательно вздыхает, а я молча разделяю ее восхищение. Александр Владимирович и впрямь шикарный.

Полуторачасовая лекция проходит за мгновение, в течение которого я то строчу, то любуюсь. То любуюсь, то строчу. А затем раздается звонок на перемену, и Анисимов, сделав пару шагов вперед, устремляет ясный взор прямо на меня:

– Вы же Валерия Грановская, верно?

Его внезапное обращение столь неожиданно, что первые секунды я лишь потрясенно моргаю.

– Да, это я, – удается выдавить наконец.

– Мы могли бы отойти на минутку? Я хотел с вами поговорить. Наедине.

Периферическое зрение подсказывает, что Диляра, сидящая рядом, распахнула рот от изумления. Да я и сама пребываю в легком шоке.

Александр Владимирович хочет поговорить со мной? Да еще и наедине?

Мамочки! Ущипните меня! Я точно не сплю?

– Конечно, – спешно сгребаю тетрадки в сумку.

Анисимов отходит к своему столу, демонстрируя намерение вести диалог именно там. И я с шумно колотящимся сердцем направляюсь за ним следом. ___

Лера

Студенты небольшими группами покидают аудиторию, и шумный гомон разговоров постепенно стихает. Останавливаюсь в полуметре от преподавательского стола и негромко произношу:

– Александр Владимирович, о чем вы хотели поговорить?

Анисимов, опирающийся бедром на столешницу, озирается по сторонам, будто хочет убедиться, что нас никто не слышит, а затем фокусирует взгляд на мне.

– Валерия, я не знаю, как тактично сформулировать свой вопрос, поэтому спрошу прямо, хорошо?

– Эм… Хорошо, – в замешательстве соглашаюсь я.

– Это ваши фотографии? – преподаватель разворачивает свой телефон экраном ко мне, и я с ужасом наблюдаю на нем собственные полуголые снимки в антураже институтских стен.

Пульс подскакивает до критических значений. В горле пересыхает. Желание провалиться сквозь землю превращается в потребность.

Долбаные соцсети! Мне никогда не отмыться от этого позора!

– Д-да, мои, – пищу еле слышно.

Анисимов вздыхает. Тяжело и как-то устало.

– Если я попрошу объяснить ситуацию, вы сможете это сделать?

Он смотрит на меня внимательно, но без осуждения. Именно поэтому мне все же удается отлепить одеревеневший язык от нёба и выдавить:

– Думаю, смогу.

– Прошу вас, Валерия, – Александр Владимирович как бы подбадривает.

– Пока я принимала душ после физкультуры, мои вещи были украдены из раздевалки. Мне пришлось пройтись по университету в одном нижнем белье, чтобы забрать их.

Серые глаза Анисимова удивленно расширяются, однако уже через мгновенье он возвращает контроль над мимикой.

– Вы знаете, кто это сделал? – спрашивает, потирая переносицу.

Я замираю, не торопясь с ответом. Стоит ли говорить правду? Если сдам Алаева преподавателю, не сделаю ли хуже? Хотя… Куда уж хуже? Тимур и так перешел все границы. Вряд ли он сможет выкинуть что-то похлеще этого.

– Знаю. Это Тимур Алаев.

– Вы… Вы с ним не ладите? – догадывается Александр Владимирович. – Или это какая-то нелепая шутка?

– «Не ладим» – это еще мягко сказано. Он меня ненавидит.

Изумление снова проступает на красивом лице мужчины. И он снова довольно быстро с ним справляется.

– Вы точно уверены в виновности Алаева, Валерия?