сейчас поглощает каждую клеточку тела.

– Тем, что мой организм ослаблен, и тренировки могут меня добить окончательно, – не выдерживаю, и все же отвечаю резко.

В трубке воцаряется тишина.

Я тоже не спешу продолжить этот выжимающий до последней капли разговор.

– И что дальше?

– Дальше, тебе нужно сегодня приехать со мной к врачу и побеседовать с ним, как моей матери.

– Я сегодня не могу.

Эта фраза вышибает весь воздух из легких.

С удивлением ощущаю, как по носу ползет влажная дорожка и смахиваю слезу.

– И что ты предлагаешь? Тащиться мне одной в больницу?

– У меня сегодня…

– Важная встреча с важным клиентом, – заканчиваю за маму, потому что слышала не раз такую фразу.

– Вероника.

Упрек в её голосе заставляет меня передернуть плечами.

– Я поняла, мам. Пока.

Сбрасываю, не дожидаясь очередного выговора.

Достало! Устала!

Утыкаюсь лицом в подушку и ору в попытке вытеснить обиду, которая тисками сжимает все внутренности.

Подушка влажнеет, а в голове разрывается снаряд боли.

Все тело сотрясается от рыданий, и я ничего не могу поделать, чтобы успокоиться.

Я наивно полагала, что я уже ко всему привыкла со стороны родной матери, но как же я была не права.

Каждый вот такой разговор, как удар в спину.

Я пытаюсь понять, в какой момент мама перестала на меня обращать внимание и в какой момент я перестала чувствовать её поддержку и любовь.

Скорее всего, все это началось после их развода с отцом. Мама словно разбилась на куски.

Но я старалась понять её. Первое время не лезла по пустякам и давала ей время пережить нелегкий период в нашей жизни. Хотя мне тоже нужна была в тот момент поддержка и участие.

Но я тогда не получила её.

– Ника, боже, что случилось, – кровать прогибается под весом Снежаны, которая села на неё.

Меня трясут за плечо и в голос одноклассницы проникает беспокойство.

– Господи, да ты что так убиваешься? Ника, – Снежана продолжает сжимать меня за плечо.

– Вес хорошо, – хриплю сорванным от крика голосом.

И сама же себе не верю.

Снежана цыкает.

– Да отклейся ты от этой подушки. Я понимаю, что она мягкая и так и манит слиться с ней воедино, но, Ника. Так лежать и рыдать не лучший выход из положения, что бы там ни было.

С неохотой отрываюсь от подушки и поворачиваюсь лицом к Снежана.

Она округляет глаза от удивления.

– Что произошло? Ты как будто часа три уже плачешь.

Кривлюсь.

– Ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать.

– А вдруг. Люблю послушать чужие исповеди.

– Особенно людей, которые в свое время над тобой издевались?

Снежана качает головой и уголки губ ползут вниз.

А мне становится стыдно за этот выпад.

– Никогда не имела привычки получать удовольствие, когда кому-то так плохо и тяжело.

С трудом поднимаюсь с кровати и сажусь, подогнув под себя ноги.

Убираю прилипшие к лицу влажные пряди и делаю глубокий вдох, задерживая дыхание в легких.

– Прости. Ты ни в чем не виновата.

Сцепляю пальцы в замок и опускаю на них глаза.

С удивлением вскидываю глаза на Снежану, когда она стискивает мои руки и ободряюще улыбается.

– Как бы сейчас это не звучало банально и неуместно. Но..., – она закусывает губу и замолкает на пару секунд, – все налаживается и становится ещё лучше, чем до черной полосы.

Скептично усмехаюсь.

– Не нужно смеяться. Нужно поверить…

– Моей матери на меня плевать. Что может быть хуже? – поднимаю на Снежану вопросительный взгляд.

Она сидит напротив и хмурится. Думает о чем-то.

А я уже думаю, что зря я…

Когда она только пришла мы неслабо кусались, и я пыталась ей всячески подгадить. А сейчас что? С какой стати она должна стать для меня платочком для слез и соплей?

– Моей матери тоже на меня плевать, – она безразлично пожимает плечами.

– Но у тебя есть отец, который рядом.

Она стреляет в меня удивленным взглядом.

– А у тебя?

– А у меня только мамин второй муж, за которого она вышла замуж три года назад. Но он чужой человек.

Решаю, что упоминать о том, что это отец Рязнова вообще будет неуместно.

Все же Антоша её лучший друг.

– А твой отец где?

– Они с мамой развелись давно.

– И вы перестали общаться?

– Так получилось, – опираюсь подбородком на руку и смотрю снизу вверх на замершую Снежану, – папа, он…, – стараюсь подобрать правильные слова, – в общем, он у меня творческий человек и у него были постоянные проблемы с работой. Мама сказала, что он не в состоянии прокормить даже таракана, не то, что дочь. Забрала меня, и мы переехали от отца.

В глазах Снежи мелькает сочувствие.

– Мне жаль. Так а что с мамой?

Она не перестает задавать вопросы, в то время, пока я принимаю мысль, что давно не хватало вот такого разговора по душам. И плевать, что нас не назвать подругами. Но сейчас я хочу побыть эгоисткой и просто поделиться своей болью.

– Мне нужно сегодня к врачу. И я хотела, чтобы она поехала со мной. Поддержала, поговорила с врачом.

– А она не смогла?

К горлу снова подкатывает комок, который говорит о том, что сейчас я снова разревусь как обиженный ребенок.

Открываю рот, чтобы ответить, но не могу. Глаза заволакивает влага, и последнее, что я замечаю, как Снежана закусывает губу, а потом притягивает меня к себе.

– Если тебе станет легче, то поплачь. В этом нет ничего зазорного.

– Она не захотела, Снеж, – выдавливаю с трудом слова и снова ощущаю, как слезы катятся по лицу, – я тебе сейчас блузку намочу.

– Да и пофиг. Уроки закончились, высохнет до завтра, – хмыкает одноклассница.

А меня резко отпускает. Обида словно вся вылетает из меня. Слезы высыхают.

– Давай вместе съездим к врачу, если ты одна боишься.

Моргаю несколько раз.

А вдруг мне это послышалось.

Но Снежана отодвигает меня и внимательно всматривается в лицо.

Щеки теплеют от её взгляда и я отвожу глаза.

– Да прям, что тебя ещё отрывать от дел.

– От каких? Не никаких дел. Могу и Бородина попросить, он довезет. У него вроде даже баллы накопиться успели, не успел растерять.

– Не надо Бородина, – мотаю головой.