Он протягивает записку. Почерк тот же, что и на письмах, с которых всё для меня началось.

Я вздрагиваю, читая слова.

Тебе не убеж-ж-жать от меня.

Я отдаю записку Кайлу, но он не горит желанием её забирать.

Меня раздирают противоречивые чувства. Выходит, каждого из ребят что-то напугало!

Они мне верят. Я не одна. И всё же…

– Значит, наши страхи реальны, – шепчу я. – Реально реальны.

Дешон кивает.

– К утру, когда я получил сообщение от Кайла, я уже верил, что схожу с ума. Не спал всю ночь. Считал, я такой один.

– Ты не один, – говорю я. – Я тоже глаз не сомкнула.

Кайл старательно рассматривает собственные ботинки. Андре поворачивается к нему. Мне знаком этот взгляд: Андре хочет утешить, но не знает как. Я, право, тоже. Но понимаю, что теперь мы связаны.

– Итак, мы все что-то да видели, – говорю я. – В смысле, каждому, кто побывал на кладбище, снятся кошмары.

– Не каждому, – возражает Андре.

Я бросаю взгляд на него. Чтобы понять, о ком речь, не нужно быть гением, но меня злит уже само желание Андре обратиться к ней.

– Я… э-э… послал Каролине сообщение, – продолжает он. – Спросил, как дела, как спится. Она попросила не беспокоить.

Одно её имя раздражает меня, а то, что у неё всё хорошо, пока остальные по её вине мучаются кошмарами, бесит ещё больше. Если кто и заслужил потерять сон, то это Каролинка!

– Значит, нас только четверо, – говорит Дешон и замолкает. – Что будем делать?

Я неуверенно пожимаю плечами: тот ещё вопрос, задаю его себе все выходные.

– А какие у нас варианты? – хмыкает Кайл, бросая взгляд на друга. – В смысле, это ведь просто дурацкие кошмары. Плохие сны не могут навредить.

– Зато бессонница может, – пискляво вклинивается Андре. – Проводились исследования. Можно протянуть, ну, дней одиннадцать от силы.

– А потом?

– Через несколько дней начинаются галлюцинации, – словно не услышав меня, продолжает он.

– Ну вообще-то мы уже их видим. – Голос Кайла полон горечи.

– Это не галлюцинации, – отвечает Андре. – Они не способны подкинуть записку в карман или поднять половину твоей комнаты в воздух.

– Тогда с чем мы имеем дело? – спрашивает Кайл.

– Похоже, нас преследует что-то сверхъестественное, – тихо говорит Дешон.

– Глупости! – Кайл отмахивается. – Мы стали жертвами дурацкого розыгрыша и собственного разгулявшегося воображения. Вот и всё.

– Если веришь в это, зачем пришёл? – спрашиваю я. – Как объяснишь записку в своём кармане?

Кайл не отвечает.

– Послушай, я всё понимаю. Сама не хотела верить, но твёрдо знаю, что это не галлюцинации, не игра воображения. Нас что-то преследует. И вроде бы я поняла, чего оно добивается, хотя, конечно, могу ошибаться.

Андре бросает на меня взгляд, оживляясь впервые за весь разговор.

– И чего же?

– Ну, я ведь ненавижу клоунов больше всего на свете. Вот и увидела одного у себя в чулане. А ты, Андре, боишься акул, поэтому тебе приснилось, что одна плавает у тебя в ванне.

Андре краснеет, но не спорит.

– Ты же, Дешон, похоже, боишься…

– Призраков, – подсказывает он. – Полтергейста в основном. Ну, вы знаете, духов, что живут в домах и двигают предметы. Помните ту историю о ребёнке, который потерялся на кладбище?

Я киваю.

– Так вот это я.

Кайл потрясённо ахает.

– Правда? Ты мне никогда не рассказывал.

– Стеснялся. К тому же вечно было не с руки. А если бы и рассказал, ты бы всё равно не поверил.

– Не поверил бы, что ты потерялся?

– Нет, не потерялся, – покачав головой, тихо отвечает Дешон. – Я попал в ловушку и… кое-что видел той ночью. Призраков. Демонов. Сам не знаю. Они нашёптывали мне всякую жуть и выли до самого утра. С годами я стал думать, что всё это выдумал. Теперь не так уж в этом уверен.

Я вздыхаю. Хочу взять его за руку и как-то поддержать, но мы для этого слишком мало знакомы. Кайл ободряюще похлопывает его по плечу. Я хочу спросить у Кайла, чего боится он, но после признания Дешона вряд ли имеет смысл продолжать тему.

– Теперь понимаете? С чем бы мы ни столкнулись, оно принимает облик наших самых глубоких и тёмных страхов! Вот почему все мы видим разное.

– И как положить этому конец? С чем бы мы ни столкнулись, – спрашивает Андре.

– Чушь! – продолжая качать головой, говорит Кайл. – Нас преследует вовсе не какой-то там призрак! Протрите глаза, ребята. На свете полно кошмаров, и они куда хуже тех, что рождаются у нас в головах.

– Дружище… – начинает Дешон, но Кайл его обрывает:

– Нет, не собираюсь я тут торчать и отмораживать себе задницу. Хотите бороться с призраками – дело ваше, но я предпочитаю жить в реальном мире. Что за глупости? Кто-то просто развлекается за наш счёт, насылает плохие сны. Но плохие сны не могут навредить. Точка!

Он направляется прочь.

Проходит несколько шагов. И тут я вновь слышу тот звук. Перезвон колокольчиков.

Визгливый смех.

Кайл застывает. Все мы застываем.

Там, у качелей… тот самый клоун из моего кошмара. Глядит на нас льдистыми голубыми глазами и машет рукой, скаля в ухмылке от уха до уха острые, точно иглы, зубы.

Показывает на нас, на одного за другим, и его ухмылка становится ещё шире, хотя, казалось бы, дальше некуда.

Я моргаю от порыва ветра, взметнувшего листья вокруг.

Клоун исчез.

Кайл

Едва увидев клоуна, я понимаю: он не галлюцинация.

Я всё ещё отчаянно хочу верить, что мне привиделось, что кто-то просто оставил записку у меня в кармане, а змея, ну, не знаю, просто заползла. Но от клоуна… от этого клоуна меня бросает в такую дрожь, и в глубине сердца я знаю: никто из нас ничего не выдумывает.

Клоун смотрит на меня, и кажется, будто его ухмылка предназначена лишь мне одному.

Клянусь, он и впрямь знает мои самые глубокие, самые тёмные страхи. И, судя по его ухмылочке, сделает всё, чтобы меня помучить.

А ещё… у него глаза моего отца!

– Видели? – взвизгивает Дешон в тот миг, когда клоун исчезает. – Все это видели?

Я лишь киваю, за моей спиной испуганно дакают остальные. Клоуна видел каждый.

– Куда он делся? – шепчет Андре.

– Он знает, – дрожащим голосом отвечает Эйприл. – Знает, что мы говорили о нём. Знает, что мы поняли.