Он заменил перегоревшую пробку и остался на чай. Наталья подсовывала ему вазочку с вареньем и пряники и смотрела с благодарностью, Сомов устыдился своего недавнего гнева. Он так долго варился в собственном несчастье, что забыл о существовании других людей. Таких, например, как эта одинокая женщина с ямочками на щеках… От нее пахло чем-то теплым, знакомым с детства. В тот самый миг, Сомов отлично помнил, его словно током шибануло. Безумная, невероятная мысль пронзила мозг: а может быть, мир гораздо шире, чем четырехугольник ринга? Может, и сам он представляет из себя нечто большее, чем просто хороший боксер? Он почти физически ощутил, как трещит по швам образ Апокалипсиса, с которым он так сроднился, что начал воспринимать как свое истинное «я».

Наталья сказала, что он выглядит потерянным.

– Что с вами произошло? – в ее голосе звучало неподдельное участие.

В ее лучистых глазах хотелось утонуть. И Апокалипсис утонул. Рассказал ей о том, что камнем лежало на сердце. Выложил все подчистую, не боясь того, какое произведет впечатление…

Наталья выслушала его, а потом села рядом, положила его голову себе на плечо и стала гладить по рано седеющим волосам, бормоча слова утешения. Ее голос убаюкивал, и Апокалипсис ощутил, как впервые за долгое время напряжение отпускает его. Через неделю они стали жить вместе.

Наталья не учила его, не давала советов, не говорила, что все будет хорошо. Она просто находилась рядом, такая земная и заботливая, и Сомов постепенно оттаивал. Спустя полгода он отчетливо осознал две вещи. Во-первых, он по-настоящему полюбил. А во‑вторых, нужно найти себе занятие.

Наталья работала в школе учителем биологии и как-то обронила, что они ищут нового физрука, а поскольку у Сомова спортивное прошлое, он вполне мог бы попробовать себя в этой роли. Идея звучала дико. Чтобы грозный Апокалипсис, посылавший противников в нокаут с одного удара, окружил себя малышней и учил их подтягиваться и приседать? Паноптикум. У него и образования-то педагогического нет.

Как ему вести себя с детьми? Что говорить? Да и кто его на работу учителем возьмет, в конце концов?

На работу его взяли.

В спортзале было непривычно пусто. Ребята прошли внутрь. Кто-то сел на скамейку, кто-то встал у стены, выжидающе глядя на Иваныча. Проходя мимо груши, Меджик сделал серию ударов и устроился на тренажере для жима штанги. Саша замерла рядом, опираясь на вертикальную стойку.

Сомов снял куртку и повесил ее на гриф штанги.

– Следующая неделя у нас напряженная. Если кому-то нездоровится или есть другие планы, сообщите об этом сейчас.

– Да какие планы, скажете тоже, – бросил Прицеп.

– Отлично. – Сомов помолчал, накрыв ладонью подбородок. – Обсудим две первоочередные задачи.

– А Санек теперь с нами будет ездить? – поинтересовался Гарик.

– Замена Малышу? – насупился Прицеп.

– Дмитрия никто не заменит, – жестко проговорил Сомов. – Александра пока послушает, вникнет в ситуацию. А дальше поглядим.

Оказалось, что преподавать физкультуру не так уж сложно. С детьми он не сюсюкался, общался как со взрослыми, на равных, и те, очарованные, души в нем не чаяли. Вскоре физрук приобрел такой авторитет, что другие учителя приходили к нему за советами. Уроки не пропускали даже те, кого по здоровью освободили от занятий. Объяснения родителей, тыкавших ему в лицо справки от докторов, Сомов не слушал.

– Или ваш ребенок посещает уроки физкультуры, или получает двойку в четверти и за год.

Родители жаловались директору, но тот, гордившийся знакомством с легендарным Апокалипсисом, лишь руками разводил:

– Борис Иванович знает свое дело.

Все худые, хромые, толстые, астматичные дети, до этого ни разу не появлявшиеся в спортзале, унылой чередой поплелись на занятия. Сомов давал им самую легкую нагрузку, постепенно увеличивая ее. Уже к концу первого года двое страдавших ожирением мальчишек сбросили лишний вес, приведя докторов в замешательство, а родителей в восторг. У мучившейся астмой девочки приступы практически исчезли, и она даже записалась в танцевальную секцию. Тщедушный паренек из седьмого класса, не способный провисеть на перекладине дольше пяти секунд, стал подтягиваться десять раз, заметно окрепнув.

Больше никто не махал справками об освобождении от физкультуры.

Жизнь налаживалась. И хотя Сомов все еще ощущал пустоту в том отделе сердца, где раньше находилась главная цель, эта пустота уже не тяготила, не разъедала его изнутри. Он сделал любопытное открытие: оказывается, можно существовать и без смысла, без центральной идеи. Это не так увлекательно, и порой приходится сопротивляться горьким воспоминаниям и приступам удушливой тоски… Но все же такая жизнь лучше, чем то беспросветное болото, в котором он долгое время барахтался.

Сомов с удовольствием шел на работу и с удовольствием возвращался домой, где его ждала Наталья. Первые два года он не мог ею насытиться, просыпался среди ночи, вспоминая, что под боком мирно сопит любимая женщина, и подтягивал ее ближе, зарывался носом в густые волнистые волосы. Руки скользили по мягкой большой груди, животу, покатым бедрам, и он моментально возбуждался. Наталья поворачивалась к нему лицом и сонно улыбалась, явно не возражая против продолжения.

С каждым днем он любил ее все сильнее, хотя казалось бы, сильнее уже невозможно. Она понимала его лучше, чем он сам себя понимал. Никто не дарил ему столько теплоты и ласки. Апокалипсис удивлялся, как чужой человек может стать настолько родным. Но чем больше он восхищался ее человеческими качествами, тем меньше физического влечения испытывал.

Через пять лет они расстались друзьями. А еще через год, когда Наталья возвращалась вечером из школы, на нее напали двое неизвестных. Если бы она просто отдала сумочку, то отделалась бы легким испугом. Но она оказала сопротивление и получила несколько ножевых ранений. К счастью, ее удалось спасти, спасибо врачам.

Тогда Сомова впервые посетила идея об открытии секции бокса. Если бы он набрал достаточное количество учеников, то смог бы воспитать из них сильных, порядочных людей, способных защитить себя и своих близких, возникни такая необходимость. Наталья рассказывала, что как минимум двое случайных прохожих видели нападение, но не рискнули вступиться за нее.

Грозный Апокалипсис, перед которым в свое время трепетали опытные бойцы, обитал в городе, где преступники творили беззаконие, практически не скрываясь. Эта назойливая мысль засела у него в мозгу и не давала покоя. Он еще не знал, как, когда и каким образом, но верил, что изменит ситуацию. Должен изменить.

– Точное количество неизвестно. – Сомов говорил тихо, но отчетливо. – Приблизительно в помещении будет от пяти до восьми человек. Поэтому действовать нужно быстро и слаженно. Помним об основной задаче. Никакой самодеятельности. Менджусов?

– Да я-то что? – встрепенулся Артем.

– Надеюсь, что ничего. Но, зная твою любовь к импровизации, предпочитаю лишний раз предупредить – не в этот раз. Это понятно?