— Так? — спросил Брига и повторил нехитрое упражнение.

— Ага! — вторую руку на басы. — Тяни.

Потянул — и чудо! Отозвалась гармошка. Вроде как частушечный перебор затеяла, корявенько, затянуто, потому обиделась и замолчала.

— Еще! — скомандовал Костик.

Брига покорно повторил. Гармонь не заупрямилась, не сбилась. «Раз, два, три», — почему-то просчитал Женька.

— Еще!

А потом вновь пальцы переставил. Теперь счет пошел подолее.

— Еще! — настойчиво потребовал Костик, и Брига опять провел по клавишам.

И показалось ему, что сейчас он совершил какой-то небывалый подвиг, и теперь все должно перемениться. Точно от нескольких этих нот мир перевернулся, и нет больше детдома, и тоски нет. Пробовал Женька снова и снова, и гармонь отвечала… Разве не чудо?

Костик смеялся. Нет, у Бриги не получалось заливисто, лихо, как у пастуха. Но ведь если прислушаться, уже и подпеть можно? Теперь уже Женька твердил:

— Еще, — не замечая, как начинают ныть мышцы: не по возрасту гармошка-то, тяжеловата оказалась.

И Костик в какой уже раз переставлял Женькины пальцы. Бриге казалось, будто он уже это умел, только забыл, а теперь вспоминает. И в который раз начинал частушки. Это ничего, что на одной стороне… он сможет, он будет играть, как Костик!

Тут Женька замер от собственной смелости. Мысль показалась даже нереальной. Но пальцы выдали покорно:

Костик пел, будто неверные Женькины пальцы правил. Брига морщился — и опять…

* * *

— Брига! Брига-а-а-а! Женя-а-а-а!!! — неслось над селом.

Так ищут, зазывая призывно, заблудившегося теленка. Алена металась по Сосновке и корила себя, что не доглядела, не заметила, куда рванул Брига. У магазина его не было, на промокшей от дождя поляне — тоже. И Димка, и Колян в один голос подтвердили, что сегодня Брига не приходил и куда пойдет, не сказал. Да только верить-то мальчишкам… И Алена металась. Со старого зонта лились потоки воды, по подолу светло-серого плаща растекались темные пятна, сливаясь в одну сплошную полосу. Алена пожалела, что рванула за мальчишкой в галошах, не надев сапог: вода стыло хлюпала под пятками, мокрая шерсть носков раздражала неимоверно. Алена остановилась у забора сельского клуба и скинула резиновые боты, стянула носок и, стоя на одной ноге, тщательно его отжала. Потянулась за вторым… И услышала гармонь — резковатые, неверные звуки.

Так Алена и шла до края села, сжимая в руке вязаный носок и хлюпая дождевой водой. У мангазины остановилась. Давным-давно, еще в детстве, она легко пробиралась на склад через лаз в лопухах и коноплянике.

И сейчас — на живот; в ямке, протертой поколениями ребят — вода; ах! — и Алена уже внутри, в мангазине.

Чадил цигаркой Костик, тянул меха гармони Женька, ее Женька, бесконечно счастливый. И все, что могло быть светлого, ясного, детского на его смуглой физиономии, уже было. Брига смотрел открыто и светло. Ни он, ни Костик даже не заметили, как появилась Алена, как встала с пола, перемазанная грязью, мокрая, отряхивая дождь с длинных волос.

— Пора собираться, — сказала она, понимая, что это приговор.

Вздрогнули оба: и Костик, и Брига. Женька прижал к себе гармошку, точно хотел закрыться ею от Алены. Девушка свела брови:

— Завтра едем, надо собрать вещи.

Грязь капала темными каплями с подола на земляной пол. И ногу в мокром носке хотелось почесать. Брига покорно снял лямку с плеча, не споря, — и к Алене: голову в плечи, улыбка погасла… Алена молча положила руку ему на плечо, хотела прижать, но испугалась, что измажет. А Женька у самого лаза обернулся, вскинул смуглую руку:

— Пока, Костик!

Пастух промолчал.

Наружу выбрались тем же путем. Дождь не замирал ни на минуту. Алена распахнула зонтик, притянула к себе мальчишку. Женька напрягся, хотел сказать, что не попрощался с Костиком по-людски, но промолчал. На перегоне просигналила электричка и пронеслась, сияя огнями.

— Идем! — повторила Алена, ненавидя себя.

Так и шли до двора молча: она под зонтом, а Брига позади. Мальчишке не хотелось думать о завтрашнем. Он просто тупо считал капли, которые прыгали вниз с края зонтика: раз, раз, раз. Зависнет на самом краешке, оттолкнется — и вниз.

У калитки Алена остановилась: внезапно ей показалось, что Брига всхлипывает; но Женька только шмыгал носом.

— Жень… Брига… Я понимаю, — начала она, но мальчишка рванул на себя калитку.

— Не говори! — почти заорал и рванулся на крыльцо.

— Брига… Брига-а-а-а!!!! — раздалось вдруг протяжное.

— Костик, — выдохнули хором Алена и Женька.

Пастух мчался по потокам воды, тяжко бухая ногами, и прижимал к груди гармонь, прикрытую пиджаком.

— Брига-а-а-а!!! — вопил он истошно.

Женька соскочил с крыльца и распахнул калитку:

— Костик!

Пастух добежал и встал, тяжело дыша; его худые плечи ходили ходуном.

— Стой, Брига… — выдохнул он. — На! — и он рванул с плеч гармошку.

Ахнула Алена, ахнул Брига.

— На! У Костика другая есть! — соврал пастух, и глаза его сияли так, будто и правда у Костика было великое множество гармошек.

Брига заслонился ладошкой, как от яркого света. А Костик подал ему гармошку на вытянутых руках, как величайшую драгоценность:

— На!!!

— Нет… — неуверенно отступил Брига.

— Нет! — встала перед Костиком Алена. — Это дорогой подарок, мы не можем…

Пастух ее отодвинул, и к Женьке:

— На!!! — губы его кривились, то ли от обиды, то ли жаль ему было расставаться с гармошкой.

Женька замер: если Костик отдает, значит, не надо ему? Нет! Выходит, ему надо, чтобы Брига взял? Гармошка, гармошка, чудо лаковое, звонкоголосое…

— Кость, а ты?

— Я? У меня — во! — засмеялся пастух, проводя худой ладонью по горлу.

Алена сдалась. Новая такая гармошка стоила шестьдесят семь рублей, но это была почти вся зарплата, это было очень дорого. Но Костик все протягивал гармонь, а Брига уже не мог уйти, точно инструмент с тремя рядами черно-белых кнопок соединил их крепко-накрепко.

— Бери, — вдруг тихо сказали за спиной Алены.

Анна Егоровна зажгла свет на крыльце, и сумерки окружили дом плотной завесой, только у самого крыльца остался кружок света, в котором сейчас стояли Костик с гармонью, Брига и Алена.

— От души дает, бери, — повторила она. — Кабы не от сердца, не отдал бы. Спасибо, Костик, за подарок, — и она поклонилась до земли. — Проходите в дом, чего под дождем-то?