Двадцать охранников в индиговых одеждах, с серебряными полумесяцами Алмакаха на груди, окружали возвышение с троном. Свет играл на подвесках и рукоятях мечей.

Дальше, за залом, сквозь решетку внешнего дворика на нас глядели сотни глаз тех, кто пришел насладиться зрелищем и насытиться — финиками и ягненком, да, но куда более охотно и жадно гости впитывали рассказы, которые отвезут с собой к родным племенам. Со своего возвышения я уже видела, как слуги разгуливают между ними с огромными блюдами хлеба, фиг, пирогов.

А когда поднялась к трону, юная девушка в серебре, со звездчатой диадемой на лбу поднесла мне чашу с вином.

— Мои дорогие гости, — сказала я, и мой голос разнесся по залу, мгновенно затихшему при моем появлении. — Сегодня у нас ночь путешествий. Мы грузим караваны, готовые отправиться в далекие уголки мира. Но наше путешествие будет необычным. Мы дети Алмакаха! Мы происходим не от земли, как народы меньших богов, но рождены от луны и солнца. А потому мы начинаем свой путь с небес на груди Алмакаха и празднуем в высших сферах! — Я подняла кубок в их честь, и музыка заиграла снова.

Слуги налили воду в серебряные миски для омовения рук, и мой управляющий лично проследил за тем, чтобы гости заняли предписанные им места — весь мой совет из двадцати четырех человек в середине стола, ближе других к трону, а министры торговли, в разноцветных тюрбанах, справа и слева от них.

Далее сидели несколько человек в искусно вышитой шерстяной одежде, рукояти их кинжалов были украшены драгоценными кабошонами и россыпями сияющего цитрина. Мои торговцы. И множество купцов, по обе стороны и до самого конца длинного небесно-синего стола.

— Моя царица, — сказал Вахабил, подошедший и остановившийся передо мной, когда я заняла свое место на троне. Я открыла было рот, чтобы поздравить его, но тут заметила, что рядом с ним шагает мужчина в простом саронге и поясе. Серебряная рукоять кинжала над его поясом была очевидно старинной и демонстрировала герб древнего и гордого клана.

— Я представляю вам Тамрина из Габаана. Сына Шахра из Габаана. Вашего главного торговца, отец которого был главным торговцем вашего отца до него.

Мужчина низко поклонился. Когда он выпрямился, я не спеша оценила элегантные линии его усов и бороды, темную сурьму на веках и поразительный цвет кожи, которую я ожидала увидеть сожженной солнцем, как у земледельца, но вместо этого сам ее оттенок оказался ближе к теплой бронзе. Он не носил колец и иных украшений, за исключением широкого золотого браслета на запястье.

— Моя царица, — сказал он. — Прошу, позволь мне повторить то, что мой сородич, советник Илья фа, наверняка уже говорил тебе, и осудить позорные поступки Амана. И восславить твою решимость в борьбе с ними. Да благословит Алмаках твое правление и да прославит он твое имя.

Несколько секунд я оценивала его, не говоря ни слова. Похоже, он был всего на несколько лет старше меня.

— Скажи, как поживает твой отец? — спросила я наконец.

— Он как верблюд, отпущенный на пастбище после долгих лет труда. Толст и доволен, — рассмеялся он.

— Такое могущественное племя, Габаан, — продолжила я, поглаживая голову горного козла, венчавшую подлокотник трона. — И такое… нейтральное.

Мне не нужно было озвучивать очевидное: они не прислали ни единого человека, чтобы поддержать мой марш на Мариб, о чем у нас с Вахабилом был очень долгий разговор.

Тамрин склонил голову:

— Моя царица?

— Искусная политика позволила Габаану завоевать доверие всех племен оазисов. — Я смерила его взглядом. — Но неужели так сложно проявить свою лояльность, когда необходимость в нейтралитете отпала?

— Царица мудра. Я полагаюсь на то, что советник Ильяфа согласует с ней наилучшее из возможных выражений верности Габаана. Что до меня, то я лишь торговец, кочевник среди кочевников.

Он не покраснел и не запнулся во время произнесения витиеватого ответа. Либо он был крайне опытен при дворе, либо просто дурак.

Дураком он мне не казался.

— Что думаешь о нашем пире, Тамрин из Габаана?

Гости в зале коротко переговаривались в промежутках между поеданием сладкого хлеба, скатанного и пропитанного соусом из кардамона и фенхеля.

Они не медлили: есть слишком медленно означало привлечь к столу злокозненных духов.

Он жестом указал на созвездие из фонариков.

— Это чудо. Я буду до конца своих дней вспоминать и рассказывать о нем истории, и меня обвинят в преувеличении. А сейчас, если позволишь, царица, я хотел бы вручить тебе свой подарок.

Юноша протянул ему длинную прямоугольную шкатулку, которую Тамрин преподнес мне на вытянутых руках.

— Это скромный подарок, но он пришел к тебе из далекого царства. Твоя любовь к учебе известна моему отцу.

Шара приняла у него шкатулку и открыла, протягивая мне так, чтобы показать ее содержимое. Внутри оказался двойной свиток пергамента.

— Чьи это письмена? — спросила я.

— Северного царя Израиля, переведенные моим отцом. Говорят, что их бог обучил царя тайным знаниям.

Я читала краткие описания этого царства, сделанные еще полвека назад, когда у объединенных племен зарождалась государственность.

— И ты веришь в то, что боги делятся своими тайными знаниями, Тамрин из Габаана?

— Так говорят про всех царей, разве нет? — с улыбкой ответил он. — Я признаю, что не понимаю его бога. Но знаю также, что царь жадно стремится к богатствам и редкостям нашего мира.

— Как и любой другой царь, не так ли?

— О да, однако у этого есть чем платить за товары. Богатство его царства способно сравниться с богатством самой Сабы.

Я рассмеялась, и мой смех звонко разнесся по залу.

Стоящий рядом с Тамрином Вахабил вежливо улыбнулся, но я заметила тени усталости у его глаз. Устройство пира и прием гостей отняли у него немало сил. Я решила, что найду способ выразить ему благодарность — хотя бы отдыхом, если не чем-то иным.

— Каждый торговец одновременно и сказочник. Теперь я вижу, отчего тебя обвиняют в преувеличении.

Он выразил согласие легким поклоном.

— И все же мы оба знаем, что лишь Вавилония и Египет способны соперничать с Сабой в богатстве, — продолжила я. — И даже египтяне готовы продать все, вплоть до новых париков, которыми они так увлеклись, чтобы купить нашу мирру.

Вахабил засмеялся, Тамрин тоже, но меня не оставляло чувство, что он изучает меня, скрываясь за маской принятой при дворе вежливости.

— Израильтянин заключил с Египтом сильнейший союз.

— Неужели?

— Он женился на дочери фараона и получил в качестве ее приданого город Гезер на перекрестке Морского Пути и Королевского Тракта. Таким образом, он контролирует торговлю с Египтом к югу от своего царства и с Финикией — к западу.