Я склонила голову к плечу. Для фараонов было крайне необычно отдавать своих дочерей замуж в другие страны — как правило, они лишь принимали соседних принцесс в качестве жен для своих сыновей. Что же такого фараон мог увидеть в новом царе, чтобы поступиться политической гордостью Египта?

Вахабил тихо кашлянул. За его спиной гости почти покончили с угощением.

— Идемте со мной, — сказала я, поднимаясь. Приглашенные тоже поспешно вскочили на ноги. — Вскоре мы сами рассмотрим Египет.

Я жестом пригласила обоих мужчин следовать за мной и провела свой эскорт к дворцовым садам. И слышала, как у первых последовавших за нами гостей вырвались восхищенные возгласы. Сады, освещенные тысячей фонарей, полностью преобразились.

Огромные отрезы газовой ткани цвета индиго развевались в саду, разделяя его на восток и запад, трепеща волнами на вечернем ветру.

К западу от индигового пролива циветты[2]и львы лениво смотрели на нас из установленных под фруктовыми деревьями клеток. Страусы бродили по большому загону, певчие птицы соревновались в чириканье с попугаями из вольера, не уступающего в размерах моему залу для личных приемов. У рожкового дерева паслась зебра. Золотые диски, нанизанные на тонкие нити, мерцали гирляндами меж веток акаций. Темнокожие слуги разносили блюда с лепешками на столы, уставленные тарелками с рыбой в соусе из куркумы, похлебкой из ягненка и чечевицы, тертого сыра и острой зелени — деликатесами Пуита.

К северу от «Пунта» расположились пирамиды высотой в пять человеческих ростов, за ними вздымался темный холст с нарисованным диском — подсвеченный сзади канделябром из факелов, он сиял, как восходящее Солнце-Ра. Обнаженные рабы в черных шерстяных париках и фаянсовых ожерельях ждали на берегу «реки Нил», перед храмом Изиды, готовые предложить гостям кувшины с египетским пивом. Это превзошло самые смелые мои пожелания, я с радостью заметила папирус, раскачивающийся на ветру над искусственной речкой, и баржу размером с паланкин, лениво скользящую по ней.

Вся восточная часть сада представляла собой череду оазисов, где останавливались караваны из Иасриба, Дедана и Темы, а также с дороги пряностей. Под финиковыми пальмами бродили, лежали и паслись верблюды чистейших кровей, жевали жвачку на расстоянии, безопасном для их плевков. Три белых верблюдицы устроились под черными шатрами, пологи которых были подняты и открывали широкие яркие ковры, уставленные тарелками с рыбой и весен ним луком, солеными овощами, экзотическими яйцами всех цветов и размеров. Несколько слуг в суровых одеяниях кочевников, хоть и более тонких, чем мог себе позволить Волк Пустыни, ждали возможности поприветствовать моих «путешествующих» гостей.

Повсюду были танцовщицы — притопывали на месте Пунта, балансировали кувшинами на головах в оазисах — и музыканты, играющие на ручных барабанах, лютнях и ритуальных трещотках Египта.

У входа стоял огромный золотой котел, наполненный жемчужинами фимиама. А в середине «Красного моря» был остров с алебастровым троном, почти идентичным тому, что остался за нашими спинами в зале дворца — вплоть до ножек, исполненных в виде козлиных копыт, и леопардовой шкуры на подлокотнике. Некоторые гости указывали на него и вслух поражались тому, что все это значит и как этот трон сумели так быстро сюда принести.

Я хлопнула в ладоши, и музыканты затихли.

— Мы с вами спустились с небес, словно сами боги, — сказала я, — чтобы отправиться через Красное море в Офир. Чтоб любоваться золотом и необычной природой Пунта, пробовать его деликатесы и наслаждаться пением его птиц. Или, возможно, вы захотите податься на север, в Египет, попробовать его пиво, сжечь ладан во имя Изиды и помолиться о новом восходе Ра. Или, если вы пожелаете, можете остаться на этом берегу моря с караванами, пройти по Дедану и Иасрибу до самой Пальмиры!

Я подошла к котлу и зачерпнула горсть благовоний одним из заготовленных для гостей серебряных кубков.

— Но не забудьте взять с собой лучшее, что есть в Сабе, если хотите унести с собой золото Пунта, милости Ра и гостеприимство оазисов! И везде, где вы побываете, поклонитесь богам, принесите им жертву, столь сладкую, что сами боги обратят свои взоры к Сабе, желая вознести ей хвалу. Саба и Алмаках превыше всего!

Крики эхом наполнили ночь, а я запрокинула голову к небу, к белому диску полной луны.

Восторженные крики и шумное веселье заполнили сад. Даже члены моего совета с энтузиазмом присоединились к молодым гостям, когда опять заиграла музыка.

Я с триумфом обернулась к торговцу и не была разочарована.

Он с удовольствием рассмеялся, глядя, как гости зачерпывают благовония и отправляются на поиски дальних радостей.

Подавшись вперед, не настолько, чтобы вызвать недовольство моего евнуха, но достаточно, чтобы я слышала приглушенный голос, он пробормотал:

— Поистине, моя царица, ты распоряжаешься чудесами.

— Благодарю за подарок, — ответила я.

— Возможно, в один из вечеров ты решишь послушать простого торговца и его сказки, прежде чем мой караван отправится на север, и дашь мне знать, какие сказки я должен везти с собой. Хотя за рассказ о сегодняшней ночи меня наверняка обзовут лжецом. Но до тех пор, прошу, зови меня, царица, если найдется способ, которым я сумею доказать верность Габаана и торговца Тамрина. Верность Габаана, единожды заверенная, вечна. Возможно, однажды ты даруешь мне честь доказать это.

Я рассматривала его искоса: прямую линию его носа, веселые морщинки вокруг глаз. Глаз, привыкших прищуриваться от солнца.

— Позову.

В ту ночь я поднялась на свой садовый трон, но разум мой был не в Пунте, Египте или оазисах, не с гостями, которые щипали рабынь и, напившись, пытались купаться в Ниле.

Я размышляла о крайних землях, не тронутых светом самых далеких от меня фонарей. О землях, что тянулись на север от оазиса Темы, за Эдом, в далекий мир.

Израиль. Мой разум перекатывал это название, язык мой пробовал его на вкус. Взгляд мой искал торговца среди гостей и не находил его. Истории Тамрина наверняка были столь же отполированы, как и его придворные манеры. Но ни одно из царств, которым исполнилось лишь полвека, не могло обладать подобным влиянием или же похваляться таким богатством, как он сказал мне. Ни один царь не мог быть настолько обласкан капризными богами.

Много часов спустя, когда я наконец провозгласила путешествие оконченным, а Сабу — богаче прежнего, когда последний золотой диск и египетский скарабей, последний сверток ярко окрашенной ткани из долины Инда были отданы гостям и тысячи мешков с зерном, в каждый из которых был вложен серебряный кубок, были розданы оставшимся во дворе, я возвратилась в свои покои. Махнув измученной Шаре в сторону постели, я села на свой диванчик, достала подаренный свиток и увидела финикийский алфавит наряду с арамейской каллиграфией.