Зачем? Что с ним случилось?

Может, он тосковал по Агриппине, нежно любимой и отнятой Августом, и пытался забыться? А может, просто преисполнился презрением к двуногой человеческой породе и, некогда деятельный-деликатный, сам себе до смерти надоел?

– Мы уже близко, – оборачивается Роберта, прерывая мои мысли. – Ты всё время молчишь.

У Роберты отличный русский. Она изучала русскую историю в Калифорнии, где они с Костей и познакомились.

– Будешь? – я протягиваю Роберте бутылку воды. Роберта отрицательно качает головой.

Костя где-то впереди. Смешался с группой пожилых туристов, идущих медленно друг за другом и аккуратно переставляющих ноги, чтобы не оступиться. Немцы… Когда– то их прародители, отмороженные лангобарды, саранчой накрывали эти италийские острова, городки, виллы, сады. Они жгли, вытаптывали, резали, насиловали, оставляя после себя только жуткое окоченение. Теперь их потомки уныло бредут сюда на пепелище посреди итальянской весны, согбенные, усталые, с огромными фотоаппаратами на обвислых дряхлых шеях. Джулия вряд ли потащится смотреть дворец, вернее то, что от него осталось. Скорее всего, она сидит где-нибудь в ресторане, ни о чем и ни о ком не думает, болтает со своим историком и жрет мидии, запивая их дорогим итальянским вином.

– Джул, откуда у тебя эти деньги?

Она стояла на кухне, вытирала полотенцем стакан и улыбалась.

– Не важно. Уже не важно. Я ухожу.

– Как это не важно? Где ты их взяла?

Она поставила стакан на стол, подошла ко мне вплотную и положила руки мне на плечи. Улыбка исчезла с ее лица.

– Милый, ты что, глухой? Я ухожу, понимаешь? Совсем ухожу. И давай без истерик.

– Ладно, – отозвался я и вывернулся. – Давай без истерик. А к кому, позволь спросить?

Она отошла к окну и взяла сигарету.

– Джул!

– Ну что?! Что ты хочешь?

– Ничего! – я понял, что больше сдерживаться уже не в силах. – Забирай всю свою хрень и катись отсюда!

Всё. Кажется, мы наконец пришли. Костя уже стоит, облокотившись на деревянные перила, отгораживающие от крутого обрыва длинные плоские ступени, ведущие на виллу. Мы с Робертой подходим и дружно достаем сигареты. Надо отдохнуть перед последним рывком и перекурить. На территории дворца, предостерегает надпись, курение строго запрещено.

Мимо нас, как заведенные автоматы, проходят немцы. Один из них, старик в пигментных пятнах, останавливается, создав затор, и спрашивает по-английски:

– Вы, ребята, откуда?

– Russia, – отвечаю. И, кивая в сторону Роберты: – А она из Италии.

– Moscow? – уточняет немец.

– No, Saint-Petersburg.

– Oh, ja, ja! – с готовностью отзывается немец. – Красивый город! Я знаю… – и проходит мимо, кивая своим каким-то доброжелательным мыслям.

– Еще бы ты не знал, – комментирует Костя по-русски. – Спасибо, дед, за чуткость. Устроили нам, сволочи, блокаду, голодом всех заморили, а теперь…

– Ага, особенно тебя, – говорит Роберта, хлопая его по животу.

– У нее дед воевал в Африке, – поясняет мне Костя. – Хреново, кстати, воевал.

Роберта смотрит на чаек. Она то ли не слышит Костю, то ли делает вид, что не слышит.

И снова смотровая площадка с видом на нефритовое море, усеянное подпирающими горизонт островами. Оскорбительный пейзаж– сон, выставляющий человека со всеми его мыслями, страстями, ревностями донельзя мелочным. Отсюда по приказу Тиберия вниз на скалы сбрасывали преступников. А внизу моряки разрубали изувеченные тела веслами и бросали их рыбам.

Останки дворца, прошитые тонкими розовыми кирпичами, скорее напоминают план, набросок, по чьей-то прихоти ставший трехмерным. Мне отчего-то вспомнился «Догвилль», разыгранный в таких же условных декорациях, закончившийся местью добродетельным подонкам, местью дикой, на которую способны только те, у кого хрупкая измученная душа.

Я брожу среди каменных стен, созерцаю правильную геометрию, стараясь отвлечься от противных мыслей, наседающих, возвращающихся, бегающих по кругу. Если бы я тогда не психанул, если бы взял себя в руки, то мы бы сейчас… Забыть. Забыть. Вот здесь, в этом помещении, Тиберий, возможно, мылся. А в этом побольше – наверное, сладострастно оглядывал своих совокупляющихся «рыбок».

Теперь тут камни, песок и редкая трава, пробивающаяся сквозь щебенку. Император не узнал бы местности. Вместо яростного простора, сверлящего зрачок, – открытка, вместо дворца – какая-то разломанная вставная челюсть, вместо умащенных, познавших все грани разврата «рыбок» – ходячие ветоши и рыхлые подростки. Рак времени сожрал всё. Табакерка Капри, однажды чуть приоткрывшись, теперь захлопнулась навсегда.

– Налюбовался? – голос Кости возвращает меня из сна. – Слава богу! А теперь – в гостиницу, в душ, в ресторан!

Эта история слишком уж затянулась, вытянулась, как италийская пальма. И теперь пора заканчивать. Пора нахлобучить верхушку, взять финальный аккорд – любой, пусть даже слегка визгливый и в прошедшем времени.

Когда мы остановились у седьмого по счету ресторана, Костя начал терять терпение.

– Старик, – серьезно сказал он. – Давай ты побыстрее определишься. А то мы с Робертой уже жрать хотим.

Я в ответ поморщился на раскрытое меню. Не объяснять же ему в самом деле, зачем я хожу от одного ресторана к другому. И в эту секунду в глубине зала я увидел того, кого искал. Он сидел за дальним столиком в красной майке. Собственной персоной. Один-одинешенек. Без нее.

– О’кей, – сказал я, стараясь не выдать свое волнение. – Давайте тогда останемся здесь. А то Роберта уже устала.

Роберта ответила мне доброй улыбкой и неопределенно качнула головой.

Мы выбрали столик, и я уселся так, чтобы не упускать из виду красную майку. Надо же… Еще жрет что-то. И с таким аппетитом. Хотя что тут такого? Не сидеть же ему голодным. Интересно, а скоро она вернется?

– Знакомого увидел? – спросила Роберта.

– Для начала по бокалу вина, а? – предложил Костя.

Я молча показал глазами за их спины. Костя и Роберта дружно обернулись.

– Ох ты, надо же, и он здесь, – удивился Костя. – Давай его пригласим, а?

– Не стоит, – твердо сказала Роберта.

– Ладно. Но я хотя бы схожу поздороваюсь. – Костя поднялся. – А то неудобно, я ведь у него учился.

Я потянул Костю за рукав.

– Чего?

– Слушай, спроси, здесь ли Джулия.

Костя скривился.

– Спроси! – поддержала меня Роберта.

– Ладно.

Костя направился вглубь зала.