и я должен был доставлять газету San Francisco Examiner до тех пор, пока не выплачу всю сумму долга.

Теперь у меня была работа. Я получил несколько сумок для газет, чтобы вешать их на руль моего велосипеда, и каждое утро перед школой я разносил газеты.

Я не любил работу. И я не любил вставать рано утром. Но работа разносчика газет была неплохой. Она давала мне шанс делать что-то самостоятельно, без кого бы то ни было, наблюдающих за мной. Я мог побыть один. Мне нравилось быть одному. Когда вокруг были другие люди, легко было попасть в неприятности. Когда я был в одиночестве, у меня никогда не было проблем. Я никогда не попадал в неприятности. Ну, обычно не попадал, за исключением тех случаев, когда мне было скучно.

Мой отец начал брать меня с собой на работу ночью, вероятно, чтобы вывести меня из дома и не мешать Лу. Он водил меня в Пало-Альто на завод по обработке фотографий Eastman Kodak. Там была большая парковка для сотрудников. Он парковал машину и говорил мне оставаться в ней до тех пор, пока он не вернется.

Я думаю, он работал шестичасовую смену. Это было долго оставлять десятилетнего ребенка в машине одного и ожидать, что он будет себя хорошо вести. Я был нормальным некоторое время — делал домашнее задание, читал, или что-то еще — но потом мне становилось скучно. Я выходил из машины, ходил по парковке и заглядывал в припаркованные машины. Я видел много интересных вещей в этих машинах. Так что однажды ночью я взял несколько вещей. Я нашел крутую зажигалку. Я нашел йо-йо и солнечные очки. Я нашел очень красивый шар от ручки коробки передач, который можно было закручивать и откручивать. Я наполнил свои карманы этими вещами и забрал все обратно в машину отца, чтобы поиграть с ними.

Я понял, что мой отец заметит, если у меня будут карманы полные украденных предметов. Поэтому перед его возвращением я спрятал все под сиденьем, где он не увидит их. Я решил вытащить их из машины в другой раз, когда мы будем дома и он не будет смотреть.

Мой отец закончил свою смену и вышел из здания. Как только он нажал на тормоза, вещи начали выпадать из-под сиденья. Он спросил: “Что это такое?” Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что произошло. Моему отцу пришлось вернуть всё обратно в машины, откуда я это украл.

К тому же в школе я часто попадал в неприятности. Я был шутником. Мне было скучно. Обычная школьная рутина не интересовала меня. Когда у нас были тесты с множественным выбором, где нужно было заполнить квадратики, я просто заполнял их так, чтобы получился интересный узор. «Ну вот, красиво выглядит!»

Я не хотел быть хорошим учеником. Я не хотел, чтобы люди думали, что я неудачник. Мой отец был учителем в той же школе. Я не хотел, чтобы меня рассматривали как маленького уродливого сына мистера Далли. Поэтому я был непоедой.

К осени 1960 года я закончил Hillview и пошел в Ковингтон, местную среднюю школу.

Это было почти так же близко к нашему дому, как Hillview. Я мог пройтись туда пешком. И, что еще лучше, по дороге в школу было много фруктовых деревьев, особенно абрикосов. Я мог перекусить полный желудок абрикосами, прежде чем дойти до школы. Это было проще, чем красть еду у других детей. В итоге, я не приходил в школу голодным каждый день.

Средняя школа была немного страшноватой. Covington была большим временем. В ней была инициация, и каждый ребенок в Лос-Альтосе знал об этом, прежде чем попасть туда. Если ты был новым ребенком в седьмом классе, ты знал, что это может случиться с тобой. Они могли раздеть парня и поднять его нижнее белье на флагшток. Ты не хотел быть этим ребенком. Или они могли, держа тебя вниз головой, намазать волосы мазью для укладки и расчесать их прямо вверх, а штанины закатать выше икр. Ты должен был оставаться таким весь день, иначе тебя избьют.

Я боялся, что со мной это случится. Но не случилось, я думаю, потому что я был такой большой, что все думали, что я перешел из другой школы восьмого или девятого класса. Инициация была только для седьмоклассников. Мне повезло.

Я казался большим для своего возраста, и я пытался казаться старше, чем был на самом деле. Я уже начал курить.

Это был Джордж, кто впервые подначил меня начать. Он крал сигареты у Лу. У нее была милая арт-крафт коробка на кухонной стене, где она хранила свои сигареты и спички. Джордж крал их и уходил с ними в задний двор. Мы ходили за гараж или прятались в яме во дворе, которую Бинки вырыл, чтобы работать над своей машиной, а мы переделали ее в крепость.

Но он смеялся над тем, как я курю. Я не затягивался. Я не мог затянуться. Я хотел, но не мог понять, как, даже если он пытался научить меня. Он показывал мне, как делать французскую затяжку и как выдувать кольца дыма, но я не мог это сделать. И он меня дразнил и смеялся надо мной.

Мы были смелыми, когда крали сигареты. Лу была рассеянной, и иногда она зажигала сигарету на кухне, ставила ее в пепельницу и уходила из комнаты без нее. Мы быстро подбирали ее и курили прямо там — делали пару быстрых затяжек, пока она не вернулась в комнату.

Позже мы нашли способ купить свои собственные сигареты. В магазине Клинта был автомат для продажи сигарет. Если никто не смотрел, можно было пробраться туда, бросить монеты и получить свои сигареты.

Школа Ковингтона была новой, но я был все тот же ребенок. Мне было скучно. Я несерьезно относился к учебе, хотя мой отец этого хотел. Чтобы меня вдохновить, он дал мне кожаный портфель, чтобы я мог положить в него свои бумаги и нести в школу. Кожаный портфель! Можете ли вы себе представить что-то более стыдное? Мне было одиннадцать лет. Зачем мне нужен портфель? Так что я нашел куст, где я мог избавиться от портфеля на пути в школу и забрать его на обратном пути домой. Иначе было бы слишком стыдно.

Я не помню, чтобы у меня был любимый учитель. Я никого из них не любил. Мне не