Это был тот самый нудный, самый изматывающий, самый неблагодарный оперативный поиск, который так не любят показывать в сериалах «про ментов», но который, увы, сжирает, как акула, львиную долю времени, нервов и сил. Вся эта бесконечная рутина в служебных документах обычно обозначается краткой фразой «в ходе оперативной проверки». А тянется эта проверка дни, недели, а порой и месяцы. И очень часто, несмотря на все титанические усилия, не дает никаких результатов.

К половине восьмого Катя почувствовала, что она или закричит, или разобьет телефон об стену. Она малодушно ретировалась в дежурную часть, решив, что Кукушкин — это последняя надежда. Но Кукушкин задерживался!

— Когда же будет Иван Захарович? — теребила Катя дежурного.

— Так прием граждан же. Смотря сколько жалобщиков придет. Не выгонишь же и домой не отправишь. Иван Захарович такой привычки не имеет, чтоб народ по сто раз гонять, — участковый изъяснялся как дипломат. — Иного и турнуть бы в шею не мешало — не ходи, от дела по пустякам не отрывай. А Захарыч нет… Да вы не волнуйтесь, к ночному разводу он уж непременно будет.

— К ночному разводу? — Катино настроение резко упало.

К восьми отдел опустел, усиления не было, развод прошел. Катя из кабинета в розыске с тоской смотрела, как разворачиваются на улице Гоголя, где располагалось УВД, милицейские машины.

В половине девятого Катя позвонила домой, но телефон в квартире не отвечал. «Драгоценного В.А.» где-то носило. Катя чувствовала себя усталой и злой. Все ее простые планы рушились, вечер пропадал впустую. Она хотела было уже бросить все — вряд ли и Кукушкин будет рад ей после затянувшегося приема граждан. Как вдруг ее внимание привлек громкий шум в дежурной части.

Слышались резкие женские голоса — кто-то хохотал, кто-то посылал кого-то далеко и надолго, кто-то орал благим матом: «Чулок мне, сволочь, разорвал итальянский!»

Первые патрули выехали на Ленинградское шоссе, собрали чохом и доставили в дежурную часть первый улов — вышедших на ночной промысел проституток. Процедура была самая обычная. Катя не раз уже делала репортажи о таких рейдах.

Но вопли в дежурке звучали так дерзко, так злобно и так весело, что равнодушной к такому концерту трудно было остаться.

Задержанных Катя насчитала двенадцать человек: десять девиц и двух жеманных размалеванных парней, одетых в мини-юбки, сетчатые чулки и дорогие жакеты из вязаной норки.

Для Ленинградского шоссе пареньки были чем-то новеньким. Они горланили громче всех сиплыми сюсюкающими голосами.

— Ну надо ж, новый чулок порвали, паскуды! — вторила им что есть мочи смуглая девица в кожаных шортах и атласном алом бомбере, под которым не было ничего, кроме черного корсета. — Куда я такая разорва теперь? Скажут еще — под забором валялась!

Черный чулок на острой коленке девицы действительно зиял дырой.

— Версаче чулки, стоят больше, чем вся ваша зарплата заразная! По суду мне ущерб вернешь, все до бакса! — орала девица молодому сержанту с дубинкой.

Сержант ткнул дубинкой в сторону скамьи — сядь и заткнись.

— Житья никакого от гадов нет. — Девица плюхнулась на скамью, покосилась на стоявшую рядом Катю:

— Ну, чего пялишься?

— Черт, жалко, такая классная вещь была, — Катя кивнула на дыру.

— Это я в их паразитской машине за какой-то крюк зацепилась. — Девица плюнула. — А ты чего тут? Тоже зацапали?

— Да нет, я участкового жду.

— Это ночью-то? Зачем? — Черные глаза девицы царапнули Катю. — Стучишь, что ли, на кого?

— Насчет знакомой одной спросить надо. Знакомую у меня убили.

— Убили? Кто?

— Ха, знать бы кто. — Катя села рядом с проституткой на скамейку. Она и сама не знала, для чего затеяла этот разговор.

— Ну, менты тебе скажут. Жди, надейся, — девица снова сплюнула. — Подруга, что ль, твоя?

— Да нет. Не подруга. Просто я думала — с работой она мне поможет. Объявления она в газетах через фирму давала насчет работы. Ну, я через нее устроиться хотела, — Катя импровизировала на ходу, — а ее убили. Она у меня паспорт забрала.

— Паспорт забрала? — Девица прищурилась:

— Да ты куда устроиться-то хотела?

— Я? — Катя вздохнула:

— Да мне в принципе все равно. Эта, которую убили, обещала с три короба — выезд за рубеж, расчеты в евро… Ну, я что-то засомневалась. Понимаешь, баба она какая-то того, чудная…

— С тараканами, что ли? — девица спрашивала лениво. — Сигаретки нет?

— Не курю, прости. Резинка жевательная вот, вкус арбуза. Хочешь?

— Давай. Я вообще жрать хочу. Думала — возьму сейчас какого-нибудь чувака, махнем в Шереметьево сначала в ресторан, — девица помассировала живот под курткой. — Паразиты ментовские, вся работа с ними коту под хвост…

— Тебя как зовут? — спросила Катя.

— Меня Камилла. А тебя?

— Катерина. Так вот, усомнилась я в предложении, а паспорт все же отдала.

— Зря. Теперь фиг возьмешь. А чего ты усомнилась-то?

— Да говорю же, баба эта, что со мной говорила, — чудная. Такая теплынь, а у нее перчатки на руках кожаные, — Катя рассказывала байки. Вроде бы зачем, к чему? Что ей эта девка с разорванным чулком? — Я на перчатки посмотрела, так меня прямо в жар бросило. Перчатки — мамочка родная — такие, что…

— Что? — неожиданно резко спросила девица Камилла.

— На шестипалую руку перчаточки сшиты, вот что, — Катя повертела перед Камиллой растопыренную ладонь. — Ты себе представляешь?

Камилла вдруг наклонилась, едва не стукнув своим смуглым выпуклым лбом Катю в висок.

— А ты точно это знаешь? — спросила она с тревожным любопытством.

— Что знаю? — Катя почувствовала, что весь этот бред, вся эта байка, весь этот экспромт, возможно, сейчас, вот сейчас сослужит ей такую службу, о которой она и мечтать-то не могла.

— Это точно, что Лерку Шестипалую пришили наконец-то? — в самое Катино ухо просвистела Камилла. — Или это только слухи вонючие?

К грузовому причалу вызвали сотрудников речной милиции. Не поставить их в известность 6 происшествии было неэтично. Речники подрулили на новеньком катере как раз в ту минуту, когда Никита Колосов вместе с оперативниками, сопровождавшими Тихонова, вышли из машины.

* * *

Причал 9-17 действительно располагался всего в пяти километрах вверх по каналу от Октябрьского-Левобережного. Место было глухое: небольшой затон, окруженный старыми, заброшенными пакгаузами.

У причала была пришвартована барка, уже на две трети разгруженная. На нее нехотя и указал Тихонов. Имелись на причале кран и экскаватор — оба бездействовали. Тихо было кругом. Не было ни машин, ни людей — причал словно вымер. Судя по всему, на местный трудовой контингент так подействовало неожиданное появление милиции.