делают?

— Не только. Много всего еще. В Риге музыкальные магазины хорошие. Я там Монтана купила, Армстронга. А Янис, муж Лены, «Серенаду солнечной долины» подарил. Там такая музыка!

— Слышал.

Так и просидели, никого не дождавшись.

— Ладно, завтра загляну, — Женька подняла аккуратно положенный на землю велосипед, оглянулась. — Завтра вечером встретимся? Как всегда?

— Нет, — Макс покачал головой. — Завтра я в клуб загляну, на танцы. — Ты же со мной не пойдешь?

— Мама не пустит, — с сожалением пояснила девчонка. — А так… хотела бы.

— Так пошли!

— Не. Обязательно кто-нибудь да заметит, матери расскажут. Знаешь же наших. Потом соседи продыху не дадут — все косточки перемоют.

— Ну да, ну да, — Максим спрятал улыбку, но все же не удержался: — Так и скажут — вот она, наша пионерка-то! По танцам-шманцам шастает. Да еще и джаз… Ты еще волосы подлинней отрасти, так и ходи — «колдуньей»…

— О, тогда совсем съедят! Да ты издеваешься!

— Есть немного. Ладно, не обижайся. Перед танцами свидимся, где бы только?

— А давай на нашей улице! На углу, у колодца. — Женька посветлела лицом. — Только ты с ведром приходи. К нам многие ходят. Знают — вода у нас вкусная.

После отъезда напарницы Максим выждал еще минут пять-десять и, усевшись в седло, тоже покатил домой. По пути надо было еще заглянуть в магазин райпо за сметаной. Вдруг привезли? Вдруг да «выкинули»? Блины-то есть, вот к ним бы сметанки!

Очередь у деревянного магазина райпо Макс заметил еще издали и прибавил ходу. Прислонив велосипед к дереву, подбежал к крыльцу:

— А кто последний? Сметану привезли?

— И сметану. И еще творог!

— Творог! Вот здорово. Так я за вами буду.

В очереди, как всегда, не молчали — лениво поругивали власть, причем привычно и без всякого страха. А чего бояться-то? Чай, не прежние времена, двадцатым съездом осужденные.

— Уж раньше бы за сметанкой так не ломились! Своя бы была. И молочко свое, и творог. Коров-то многие держали. А сейчас что? Раз-два — и обчелся.

— Так ведь некогда, мать! Все же работают — когда и косить-то? А на корову, считай, два-три стога на зиму надобно.

— Это еще смотря где косить! Вот Потаповым покосы выделили — тьфу! В заовражье, самая неудобь. Попробуй-ка там покоси.

— И все равно есть еще коровушки.

— В колхозном-то стаде? Конечно, есть.

— Коровушка, она богатым не сделает. Однако и с голоду помереть не даст.

— А комбикорм? Купи сейчас комбикорм попробуй!

— То-то вы весь хлеб скупили!

— Кто скупил-то?

— Да вы! Бывалыча в столовой бесплатно хлеб-то брали. Не так уж и давно.

— Ну и где он, твой бесплатный хлеб? Там же, где и творог, и молоко.

— Зато в космос летаем!

— Подождите, вот целину поднимем. Выстроим агрогорода!

— Ой, граждане! Я так думаю — лишь бы войны не было. А уж это все мы переживем. Чай, не такое переживали.

— У нас и без войны людей убивают. Вон учительницу-то… Говорят — конюх!

Максим навострил уши.

— Это Иваныч-то? Врут. Он и мухи не обидит.

— Это когда трезвый. Пьяные-то все мы хороши!

— Ой, да она уж такая была, учительница эта…

— Какая бы ни была, все одно — живой человек! Жалко. Молодая совсем.

— Да я не об том, что такая… Молодежь, она нынче вся другая. Думаю, милиции бы ревнивцев проверить, а не первого попавшегося хватать.

«А ведь верно!» — Макс закусил губу.

Как же он сам-то не догадался! Ведь убийство-то вполне могло и из ревности быть!

Глава 4

Озерск,

начало июня 1963 г.

Свой «Восход» Владимир Андреевич теперь оставлял под навесом. Хозяйка дома, тетя Глаша, у которой следователь снимал комнату, раньше держала корову и под навесом развешивала для просушки сено. Нынче же, в свете последних постановлений партии и правительства, буренку стало держать накладно, вот и пришлось сменить на козу. А коза — не корова, сена столько не ест. Вот и осталось место для мотоцикла. Ну, чтобы не под дождем.

— Владимир Андреевич! Завтракать идите! — пожарив глазунью с салом, тетя Глаша стукнула в комнату постояльца.

Тот тут же откликнулся:

— Спасибо! Иду.

Отказываться было нельзя — обида. Опер Игнат строго-настрого предупредил.

Сквозь распахнутое настежь окно на кухню заглядывало солнце. Стоявшие на подоконнике цветы в разномастных горшках отбрасывали на стол причудливые угловатые тени. В углу, у печки, мурлыкая, лакала молоко кошка.

— Ох, быстро же вы управились, Глафира Ивановна! — следователь вымыл под рукомойником руки, уселся за стол. — Ну, тут на пятерых, не иначе!

— Кушайте, кушайте! — Тетя Глаша — румяная женщина лет пятидесяти с круглым добродушным лицом — подвинула поближе к гостю изрядных размеров сковороду. Озерск населяли в основном выходцы из близлежащих деревень, а кто же в деревне из отдельной тарелки ест? Только все вместе, из одной сковородки. Да и щи хлебали — из общей миски.

— Вот, сметанку берите. Вчера в раймаг привезли — так сразу очередища!

По проводному радио звучала бравурная фортепьянная музыка — передавали производственную гимнастику. «Поставьте ноги на ширину плеч… И-и… раз-два… три-четыре… Поднимаем колени выше, товарищи!»

— В магазине вчера девчонку убитую вспоминали. — Усевшись напротив, тетя Глаша взяла вилку и зацепила прозрачно-золотистую зажаристую шкварку. — Хорошая она была, Лида-то. Всегда такая приветливая. Хоть и болтали про нее разное.

Алтуфьев задержал вилку над сковородой:

— А что болтали, Глафира Ивановна?

— А то и болтали. Будто бы гулящая она была. С разными парнями шуры-муры крутила. Не знаю уж, серьезно или нет. Ну, в больших-то городах, верно, так и принято — позору нет.

— Хлебушка подайте, пожалуйста. Мерси! А что за парни? — как бы между прочим поинтересовался следователь.

Хозяйка отмахнулась:

— Да всякие. Вон хоть Мишка Замятин, тракторист, или Чудаков Иван из гаража… Тот хоть холостой, а Мишка-то — женатый. А жена его, Валька, — не девка, а чистый черт! Бывало, Мишку-то ка-ак саданет ухватом!

— Серьезная, я смотрю, женщина…

— Уж куда серьезней-то! Не смотри, что антилигенция — агроном… Еще и Виталий Федорович, счетовод колхозный, — и тот к Лиде подкатывал. Мужчина немолодой, положительный. Вдовец.

— Ну, подумаешь, трое всего, — усмехнулся Алтуфьев. — Экое дело. Для молодой да красивой!

— А еще Котька Хренков, молодой совсем, только с армии. Они и на танцульках, говорят, жимкались… А Котька с Копытиным Витькой подрались еще по весне в клубе. Дак тоже, говорят, из-за нее.

— Значит, пятеро получается, — следователь потянулся к стакану с только что налитым чаем.

Хозяйка согласно кивнула:

— Получается так. Хотя кто его знает? Может, еще кто был. А вот эти-то — всем