– Почему здесь нет ни одной твоей фотки? – поинтересовалась она, услышав за спиной шаги, и обернулась.

С мокрыми после душа волосами, пахнущий детским мылом, Толя выглядел посвежевшим. После двух суток, проведенных в изоляторе временного содержания, единственными желаниями Анатолия, скорее всего, являлись смыть с себя грязь и выспаться в чистой постели – работая в уголовном судопроизводстве, Даша знала это не понаслышке.

– Так почему? – повторила она свой вопрос.

– Даже не знаю, – пожал он плечами. – Может, потому что я сам выбирал? Мне нравились какие-то фотографии, я их вешал, а до себя руки как-то не доходили.

– А у тебя вообще есть своя жизнь? – спросила Даша, глядя ему прямо в глаза.

– В смысле? – растерялся Толя.

– В том смысле, что ты разрываешься между сестрой с ее болезнью, больницей и этой «сектой»!

– Какой такой сектой?

– Ну, людьми этими, которые на «Фармаконию» «накатывают».

– И ничего это не секта! – вспыхнул Анатолий, ероша влажные вьющиеся волосы. Даша помимо воли отметила, что он, видать, давно не посещал парикмахера, но его отросшая шевелюра нравилась ей больше, чем аккуратные короткие стрижки большинства мужчин, с кем приходилось общаться. – Тебе не понять!

– Конечно, где уж мне!

– Знаешь, пока Маришка не заболела, я тоже жил, не обращая особого внимания на то, что вокруг делается. Я читал газеты, смотрел телевизор, а потому был в курсе, что люди болеют, умирают, и ничего тут не поделаешь. Кроме того, я медик, и мне казалось, что у меня иммунитет к таким вещам: когда хорошо знаешь, что может произойти с организмом человека, вроде бы нужно иначе относиться к болезни и смерти. Черта с два! Когда с мамой случилось несчастье, я все надеялся, что она поднимется, ведь молодая же еще, жить да жить! И я не сомневался, что со своим умением, знанием и связями поставлю ее на ноги. Не получилось. Ей не требовалось какое-то особенное лечение, только уход, но все, что я мог сделать, это наблюдать, как она умирает!

– Прости, я вовсе не… – начала было Даша, но Анатолий не позволил ей продолжить.

– Нет, погоди, – оборвал он. – Раз уж сама начала, слушай! То был первый удар по моей самоуверенности. Маму похоронили, а потом выяснилось, что у Маришки рак. Я же врач и знаю, что это лечится, ведь столько сейчас возможностей, столько лекарств и разнообразных терапий… Но снова оказалось, что ничего из того, что существует, ей не помогает. С каждым днем надежды таяли, а я просто не мог потерять и ее тоже, понимаешь? Вся наша семья как будто вымирала!

– Толя, я…

– Когда нарисовался этот шанс с «Голудролом», я ухватился за него, как за спасательный круг. Маришке тогда совсем худо стало, и я прямо видел, что ей недолго осталось. А «Голудрол» поставил ее на ноги… На какое-то время. Но на самом деле я вовсе не об этом хотел сказать, а о том, что, когда с нами случилось несчастье, я впервые попал в онкологический диспансер. Представляешь, я ведь ни разу там не был, даром что медициной занимаюсь! И я увидел, сколько же таких, как я, – братьев, сестер, матерей, дочерей, которые каждый божий день вынуждены ждать плохих новостей и, вопреки всему, надеяться на благополучный исход! Эти люди – сообщество собратьев по несчастью, и в этом плане ты, возможно, права – мы секта, секта обреченных наблюдать за медленным умиранием родных людей. И я понял одну вещь: каким бы душевным и добрым ни был человек, до тех пор, пока тебя лично не коснется беда, ты ни черта не поймешь, что ощущаем мы, наша секта, когда нам сначала дают надежду, а потом отбирают, и снова ничего невозможно поделать!

Работа многому научила Дашу. В числе прочего – циничному отношению ко всем проблемам и препятствиям, могущим возникнуть на пути к цели. Этому учили ее в университете, еще больше опыта она набралась во время практики в большой юридической фирме, куда попала благодаря протекции отца. Мама частенько поругивает ее за подобное отношение к жизни, говоря, что рано или поздно эта самая жизнь даст ей хорошего пинка, но Даша лишь посмеивается, уверенная в собственной правоте. Ей казалось, что она давно потеряла способность испытывать чувство стыда за собственные действия. Не секрет, что адвокату порой приходится идти против законов, и юридических, и общечеловеческих, только для того, чтобы выиграть дело, получить солидный гонорар и доказать обществу, что хорошо подвешенный язык иногда значит больше, чем весы подслеповатой богини Фемиды. После слов Анатолия Даша впервые испытала нечто похожее на угрызения совести. И зачем она ляпнула про «секту»? Предполагается, что она должна быть всецело на его стороне, а она, не сдержавшись, заставила клиента перейти в оборону не перед следователем, не перед прокурором, а перед той, которая по определению обязана защищать его вопреки всему, даже здравому смыслу!

– Извини, – сказала Даша, легонько касаясь руки Анатолия. – Я не имела в виду ничего такого, когда назвала вас сектой, – я просто не подумала! Когда я спрашивала тебя о «своей» жизни, я только хотела сказать, что тебе нужно подумать и о себе, понимаешь? Помимо работы, больниц, онкологических диспансеров, митингов и прочего есть, еще кое-что, от чего не следует отмахиваться.

– Например?

Вопрос поставил Дашу в тупик. Действительно, что? Она могла бы сказать, что существует такие отличные штуки, как рестораны, фильмы и спектакли, пикники на природе, секс, в конце концов, который сама она никогда не недооценивала, однако в данный момент все это вдруг показалось ей незначительным, далеким от той реальности, в которой вынужден существовать Анатолий. Поэтому она просто сказала:

– Например, бутылка хорошего красного вина. Желаете испробовать? Один клиент подарил. Когда случайно в винном бутике такую бутылку заметила, чуть в обморок не упала от ее цены – мужик знает толк в элитном алкоголе!

– И ты готова поделиться со мной? – усмехнулся Толя. Даша боялась, что он рассердился, но, похоже, ошиблась.

– Мама говорит, что дорогие вещи всегда следует делить с друзьями, – ответила она. – Только тогда, по ее мнению, они приобретают настоящую ценность.

– Твоя мама… – начал он и неожиданно прервался. Через секунду, правда, продолжил: – Твоя мама – удивительная женщина. Нет, даже не женщина – человек она просто удивительный, ты это знаешь?

Даша кивнула, хотя до этого самого момента ничего подобного не приходило ей в голову. Мама вырастила троих детей, дала им всем образование, поставила на ноги и, самое главное, научила независимо мыслить – за это Даша ей особенно благодарна. Однако – «удивительная»? Видимо, прочтя недоумение на ее лице, Толя счел нужным пояснить:

– Она все принимает близко к сердцу, но в то же время не позволяет себе быть необъективной. Если ты поступил неправильно, она тебе об этом скажет, не пытаясь смягчить удар, но тут же предложит помощь, поэтому ты не чувствуешь себя униженным.

– А еще? – потребовала продолжения Даша. Разговор о достоинствах матери был ей приятен.

– Еще… Она очень умная, любит разбираться во всем, вникать в детали… Когда я был ее студентом, Анна Демьяновна говорила, что только так можно стать хорошим врачом – если не упускать мелочей, потому что именно они дают полное представление о болезни. Когда мы возражали, что будем хирургами, а не терапевтами, она качала головой, говоря: «Каждый хирург должен быть терапевтом, иначе он не врач, а мясник!» Ее любимая присказка: «Говорят, если хотите, чтобы больной выздоровел, как можно дольше держите его подальше от хирурга. Обидно, да? Отсюда вывод: работайте так, чтобы вам были благодарны, а не продолжали сочинять фольклор!» Она заставляла нас задумываться над тем, что после операционного стола пациента ждет еще и другая жизнь, и часто от нас зависит, какой она будет.