«Известие о вашем отъезде во Францию распространяется всё шире, поскольку обстоятельства не позволяют прояснить данный вопрос, а сами вы этого не делаете.

Может ли случиться так, что вы бы не имели достаточно доверия ни к кому из тех, кого здесь оставляете, и не сообщили бы им, что вы их оставляете, ибо того настоятельно и неотложно требует состояние дел в Европе; ни к кому из тех, кто приехал сюда только потому, что вы возглавили экспедицию, и кто из привязанности к вам безропотно пожертвовал самым дорогим, что у него есть, - надеждой вновь увидеть свою семью? Ваше молчание, ваше бегство повергают их в отчаяние, поскольку вы ничего не объяснили. Вы могли бы это сделать и, я уверен, обязаны были это сделать.

Ваш преемник должен был бы прибыть в Каир на следующий день после вашего отъезда. Чем больше задерживается его появление, тем труднее становится наше положение. Вот уже девять дней, как вы уехали, а он еще не известен! Армия вот-вот окажется ввергнута в пагубную анархию. Вы обещали прислать деньги из Менуфа и Гарбии, и если за те несколько часов, что вы находились в Дельте, вы успели отдать такой приказ, то он был выполнен не лучше, чем такой же приказ, отданный вами генералу Рейнье. Никакие службы не действуют. Жалованье, которое вы приказали выплатить, не выплачивается. Недовольство достигло пика».

28 августа Дюга получил письмо Клебера, которое тот отправил из Розетты 25-го, еще не зная о своем назначении главнокомандующим. 29 августа Дюга известил Каир об отъезде Бонапарта из Египта кратким объявлением:

«Всё говорит о том, что генерал Бонапарт уехал во Францию. Во время своего путешествия он получил срочный приказ правительства. Его отсутствие не должно вызывать никакого беспокойства ни у французов, ни у египтян. Все его действия направлены на благо тех и других, а генерал, который его заменит, уже пользуется доверием всей армии».

Уверенность, выраженная в последней фразе, объясняется тем, что единственно достойным преемником Бонапарта на посту главнокомандующего Дюга считал Клебера. В тот же день, 29 августа, он отправил в Розетту депешу, где просил эльзасца как можно скорее прибыть в столицу:

«Повторяю вам, генерал, я убежден, что именно вам генерал Бонапарт мог передать командование армией и что чуть раньше или чуть позже вы получите об этом сообщение, однако сейчас совершенно необходимо, чтобы вы срочно вернулись в Каир для реорганизации армии. Штаба, генерал, больше нет; смена обмундирования приостановлена; фонды отсутствуют; у казначея нет средств для выполнения его обязанностей. Еще несколько дней и, похоже, ситуация может стать непоправимой. В силу всего сказанного я умоляю вас, генерал, немедленно прибыть в Каир».

31 августа 1799 г. Клебер приехал. В хронике Абд ар-Рахмана ал- Джабарти, шейха каирской мечети аль-Азхар, так описывается торжественное вступление в столицу нового главнокомандующего Восточной армии:

«В пятницу, 29 раби ал-аввала (31.VIII.1799), утром в Каир прибыл верховный главнокомандующий Клебер. По случаю его приезда французы произвели со всех фортов артиллерийский салют. Все французы, начиная от самых низших чинов и кончая самыми высокопоставленными лицами, вышли его встречать. Клебер направился в ал-Азбакийу, в дом, в котором жил Бонапарт и который ранее принадлежал ал-Алфи, и в нем расположился.

в тот же день высокопоставленные лица города - шейхи и прочая знать - отправились встречать и приветствовать нового верховного главнокомандующего. В этот день они не сумели с ним встретиться, и визит был отложен на завтра. На следующий день они отправились к нему и встретились с ним. Клебер оказался не столь радушным и веселым человеком, как Бонапарт. Последний был приветлив, обращался с собеседниками просто и шутил с ними».

Но Клеберу было не до шуток. Принимая не по своей воле управление оккупированной страной, размерами почти в полтора раза превосходившей Францию, он с первых шагов на новом поприще столкнулся с массой тяжелейших проблем, которые ему оставил предшественник и решения которых теперь все ждали от него самого. Уже по приведенному выше письму Дюга можно судить о плачевном состоянии финансов в столице. В провинции дела обстояли не лучше. Приняв дела в дополнение к Розетте также в Александрии и в провинции Бухайра, Мену 30 августа написал Клеберу, что даже по приблизительным подсчетам долги командования во Втором округе доходят до 560 тыс. ливров, значительную часть которых составляют задержки по жалованью солдатам. Не удивительно поэтому, что лейтмотивом обращения Клебера к армии от 31 августа в связи со своим вступлением в должность стал призыв к терпению:

«Солдаты!

Важнейшие обстоятельства заставили главнокомандующего Бонапарта отбыть во Францию.

Его не остановили те опасности, которыми чревато плаванье в неблагоприятный сезон по узкому морю, полному врагов. Он действовал ради вашего блага.

Солдаты, скоро к вам придет мощное подкрепленье или же скорее будет заключен славный мир, и этот мир, достойный вас и ваших трудов, позволит вам вернуться на родину.

Принимая на себя то бремя, которое нес Бонапарт, я осознаю важность такового и то, насколько оно тягостно. Однако, ценя ваши достоинства, столько раз позволявшие достигать блистательных успехов, ценя ваше постоянное терпение, дававшее возможность справляться со всеми невзгодами и выносить все лишения, ценя, наконец, всё то, на что такие солдаты способны, я думаю лишь о том, что возглавить вас - награда, командовать вами - честь, и силы мои умножаются.

Солдаты! Не сомневайтесь, ваши первейшие потребности непрестанно будут предметом моей самой деятельной заботы».

Заботясь о сохранении боевого духа армии и ее доверия к командованию, Клебер избегал какой-либо публичной критики действий своего предшественника. Однако среди друзей он, как вспоминал позднее Деженетт, отнюдь не стеснялся называть вещи своими именами:

«Ближний круг Клебера составляли его друг и начальник штаба Дама, его адъютант Бодо (Beaudot), его секретарь Бод (Baude) . Следом за этим ближним кругом, который я называю интимным, шли в соответствии с деловыми связями и взаимными личными симпатиями главный казначей Дор, администратор финансов Пусьельг, члены Института Фурье и Глутье, а также автор этих мемуаров. Тальен был хорошо принят и благодаря своему умению светского человека приятно общаться, и благодаря тому, что при обсуждении важных дел он всегда мог дать хороший совет, несмотря на тот поверхностный тон, которого он придерживался в Египте.

Среди перечисленных здесь людей и еще некоторых других Клебер исходил негодованием: “Не имея возможности отказаться, я получаю на свою шею Египет... Задержки в жалованье... Люди в этой стране отвыкли платить, а наш человек [Бонапарт] в подобной ситуации сбегает (brûle la paillasse), как лейтенантик, слухами о долгах и проделках которого полнятся все гарнизонные кафе”».

Положение Клебера особенно осложнялось тем, что Бонапарт не предоставил ему свободы действий, а, уезжая, связал жесткими указаниями относительно дальнейшей линии поведения.