Идти в темноте было странно и немного боязно, но Люська шёл твёрдым шагом, раздвигая руками высокую траву перед собой.

Они вышли к реке. Костя стоял, сложив руки на груди и наблюдая за тем, как Люська разжигает костёр. Тот деловито сложил припасённые ветки, чиркнул спичкой, спрятав огонёк между ладонями, и поднёс его к древесной коре. Слабый огонёк на мгновение замер, а затем с любопытством побежал по веткам. Когда Маша стала насаживать на сучок куски хлеба, Люсьен остановил её:

— Смочи водой сначала, а то сгорит. На вот, у меня здесь бутылка с водой.

— С водой? Не с водкой? — желчно встрял Костя.

Люська фыркнул, но промолчал. Маша показала Косте кулак и присела около костра, набирая в ладонь воду.

— Всё время думаю о том, что произошло сегодня. Что могло случиться с Аркадием?

— Не знаю, — Костя подкинул в огонь несколько веток.

— Не торопись, дай разгореться, — Люсьен присел на корточки и подул в центр костра. — Может, сердце?

— Не жаловался вроде… — Костя отпил из бутылки.

— Так внезапно, — шёпотом проговорила Маша.

Они замолчали на некоторое время, и отблески костра заплясали на их лицах.

— Я отойду на минутку, — Костя встал и покрутил головой.

— Недолго только, а то угли жевать будешь, — Люська перевернул кусок хлеба.

— Прожую, — Костя направился к полю.

— Куда ты? — вскинулась Маша.

— Отлить мужику надо, чего взъерошилась, — Люська подкинул ещё веток и вздохнул. — Зря я вас сюда позвал. Видишь, как его колотит.

— Ничего не зря! Ты молодец! Костя он… Надо просто поговорить с ним…

— Ага, чтоб потом, когда он меня послать решит, уже не так обидно было…

Раздался вскрик. Они оба подняли головы и посмотрели в ту сторону, куда ушёл Костя.

— Кипяток пошёл — ноги ошпарил… — Люська поворошил тлеющую кору.

Маша закусила губу и отвернулась.

Костя бежал к ним, на ходу застёгивая брюки.

— Твою ж… Там! Люська! — крикнул он, махнув рукой.

— Ну? — Люсьен поднял голову. Свет от костра упал на его лицо, отчего красное вспухшее пятно под глазом стало почти багровым.

— Отец твой… — Костя тяжело дышал.

— Сюда идёт? — Люську перекосило.

— Нет… — Костя был белее мела. — Лежит там.

— Пьяный? Спит? — испуганно произнесла Маша.

Костя помотал головой.

— У него нож… — он указал пальцем себе на грудь, и Маша, подскочив, ударила его по руке, а затем дунула на свою ладонь по детской привычке.

Они переглянулись, а затем посмотрели на вспыхнувшие куски хлеба, которые стали быстро превращаться в угли.

— Почему вы всегда звоните Борису? — прошипела Маша, когда Костя достал телефон.

— Он лучше всех понимает, что делать в подобных случаях. Как там Люська? — Костя разблокировал экран.

Люсьен стоял чуть поодаль. В темноте Маша не могла прочитать выражение его лица — видела лишь бледный абрис и опущенные вдоль тела руки.

— Как сам-то думаешь?! — Маша сделала шаг по направлению к лежащему телу. — Посвети мне!

— Твою ж дивизию, Рощина! — Костя попытался её остановить, но затем сдался и направил луч фонарика телефона.

— Не тряси, сфокусируйся! — У Маши сбилось дыхание.

Костя обхватил запястье ладонью, удерживая сотовый, когда она всем телом выгнулась вперёд. Да, сомнений не оставалось — это был отец Люськи. Раскинув руки, мужчина лежал навзничь, а из груди торчала рукоятка ножа. Маша сделала ещё один шаг, но Костя дёрнул её за рукав, приказывая оставаться на месте. Коротко переговорив по телефону, он обхватил её, не давая даже пошевелиться.

Машина остановилась за полем — они увидели свет фар задолго до её появления. В домах, стоявших почти в километре от них, горели только пара окон. В Николаевском ложились рано, максимум смотрели телевизор до девяти, и Маше это не казалось странным, потому что родители тоже быстро переняли эту деревенскую привычку вставать с петухами. Ей же, горожанке, впрочем, как и Косте, по душе были именно ночные посиделки. Маша порою засиживалась за набросками далеко за полночь, когда Костя уже похрапывал, обложившись планшетом, телефоном и кипой бумаг.

— Слушай, а… — начала было Маша, но Костя, выпустив её руку, пошёл навстречу прибывшим. Маша осталась в темноте.

— Что, детишки, — Борис, всё с той же ухмылкой, появился первым со стороны тропы, по которой они пришли пару часов назад, — нельзя вас одних оставить, а?

Маша не ответила, а затем и вовсе встала рядом с Люськой. Костя покрутил головой и снова взялся за телефон. Сказав несколько фраз вполголоса, позвал Машу:

— Пойдём домой, Мань. Борис Егорович туда приедет позже. Нас все ждут…

«Нас? — Маша внутренне напряглась. — Опять решат, что это я, дрянная девчонка, увела бедного Цапельку, и поэтому он оказался в дурной истории… эх!»

— Пошли, — просто сказала она, а затем спохватилась, — подожди, а как же Люська? Что ему теперь делать?

— Сначала с нами здесь побудет, — Борис потёр крупные ладони. — Расскажет — кто, куда, когда, откуда, почему, зачем и как…

— Тогда и нас сразу опрашивайте! — встрепенулась Маша. — Мы вместе пришли!

— Так прямо вместе и пришли? И ничего не видели? — глаза Бориса пристально рассматривали Машу.

— Нет, не видели. Мы сюда даже не заглядывали, — растерялась она.

— А кто вас сюда позвал и привёл?

Маша в недоумении посмотрела на Люську.

— Придётся на носилках тащить, тут канавы кругом, не проедем, — встрял оперативник.

— Дотащим… — Борис с хрустом потянулся и подмигнул Маше.

— Люсь… Люсьен, ты как, сможешь один дома? — Маша дотронулась до руки Люськи. — Справишься?

— Подумаешь, — буркнул он и вскинул подбородок. — Только я ничего такого… — голос его дрогнул. — Я, наоборот хотел, чтобы батя…

— Разберёмся. И вы не переживайте. Одиночество ему, в ближайшее время, не грозит, — глухо произнёс Борис, и Маше опять стало не по себе от его пронзительного взгляда.

Костя обнял Машу за плечи, и обратно они пошли долгой дорогой, через всё Николаевское. Словно прочитав её мысли, Костя выбрал именно этот путь. Он молчал и погрузился в себя, не отвечая на её фразы и вопросы. А Маша рассуждала вслух:

— Мы бы услышали, если бы убийство произошло при нас… Ведь ни шагов, ни вскрика… Может это его бывшие подельники? Кстати, ты разглядел нож? Тебе ничего не показалось странным? Я вот подумала… Нет, это у меня, наверное, всё в голове перемешалось… Не обращай внимания.