Катя стояла на широком крыльце, приложив руки к груди. В свете фонаря над её головой кружили ночные насекомые, и свет дрожал, словно живой. Услышав их шаги, Катя спустилась со ступенек и пошла навстречу. Когда Костя вошёл в открытые ворота, домоправительница кинулась к нему, стала гладить его по плечам и заглядывать в глаза:

— Как ты, миленький?

Костя махнул рукой.

— Машенька, я же вам говорила, чтобы вы не общались с этим Люськой… Вот видите, как всё…

— Господи, Катя, вы серьёзно? — Маша прихлопнула комара, впившегося ей прямо в висок.

Катя поджала губы, но тут же провела пальцем по ресницам, будто утирая слезы.

— Пойдёмте, я вас покормлю… Все как раз ужинали, когда Борис позвонил. Ты умничка, Кокочка, что сразу вызвал его! Всё правильно, там разберутся, — добавила она.

Они сели на кухне. По-видимому, Катя ждала их — ужин уже был накрыт. Увидев запечённый картофель с золотистой корочкой, часть мясного рулета и вазочки с солениями, Маша почувствовала, насколько проголодалась. Свежий воздух и природа, несмотря на трупы и сложные взаимоотношения с родственниками Цапельского, вызывали в Машином организме просто зверский аппетит. Костя тоже не стал ломаться и тут же положил в тарелку горку маринованных грибов и картофеля. Катя ловко отхватила от рулета почти половину и, невзирая на протесты Кости, отправила кусок ему на блюдо.

— Ешь, голубчик… Смотри, какой ты худой…

— Он на специальной диете, протеиновой, — заметила Маша. — И в зал ходит.

— На диете? — выпучила глаза Катя. — Глупости всё это! — Она отвернулась и поставила большой пузатый чайник на плиту. — Это, правда, он? Муж Зины? — Катя тяжело оперлась на рабочий стол, и Маша не видела выражения её лица.

Костя вздохнул и повозил вилкой по тарелке, пытаясь поймать грибную шляпку.

— У отца Люськи было миллион причин закончить подобным образом, — подытожил он. — Как мама? Она уже решила, когда похороны, и вообще…

— Она, — Катя развернулась, — полностью доверяет Жоржу в этом вопросе. Как только закончат с экспертизой, то сразу же можно будет забрать тело, — голос Кати приобрёл какую-то усталую деловитость. Она уже не выглядела такой растерянной, как днём.

Костя кивнул.

— В понедельник я должен буду съездить на производство, — Костя отодвинул от себя тарелку. — Ты вернёшься со мной? — спросил он Машу.

— Если надо, — не очень уверенно ответила она.

— Я в душ, — Костя встал.

— Иди, я помогу Кате на кухне.

Когда Костя ушёл, Катя всплеснула руками:

— Чаю даже не выпил!

Маша заметила, что вся раковина завалена посудой после ужина. Она нашла фартук и повязала его вокруг талии.

— Спасибо, Катя, вы готовите просто божественно! С чего мне начать? — Маша обвела глазами помещение. С удивлением заметила, что на широком подоконнике так и остались стоять хрустальные фужеры, блюда из сервиза, сложенные стопками, и большой бархатный кофр со столовым серебром. Впрочем, чему удивляться — после того, что произошло в доме, у Кати, должно быть, руки просто опускаются. Маша провела рукой по крышке кофра и приподняла её.

— Даже не знаю, — начала Катя, но затем заметила интерес Маши и вскрикнула. — Нет! Оставь! Это я сделаю сама!

Маша захлопнула крышку.

— Серебро я полирую специальной тряпочкой, — объяснила домоправительница.

На кухню стремительно вошла Серафима.

— Константин, где ты?

Маша подскочила на месте:

— Здравствуйте…

— А Костя? — Сима сдвинула белёсые брови.

— Он наверху. Умаялся, касатик, — ответила Катя, расстилая под посуду большое белое полотенце.

— Маша, — Серафима кашлянула. — Не соблаговолите ли пройти со мной для беседы? Катя, — обратилась она к домоправительнице, — можешь подать чай в гостиную? Софья Дмитриевна просила не беспокоить её какое-то время. Я сама отнесу поднос.

— Хорошо, Серафима Николаевна, — Катя приподняла крышку чайника, — минут через десять.

Маша последовала за тёткой Кости. Она испытывала странное чувство, сродни незавершённости. Словно только что должна была сделать что-то, но забыла, что именно, и поэтому даже не придала особого значения тому, что Сима снизошла до неё и пригласила к себе.

— Присаживайтесь… — прошелестела Цапельская, но Маша продолжила стоять, разглядывая обстановку тёткиной комнаты.

Их дом был воистину шкатулкой с секретом. Несмотря на возраст и невзрачную внешность Серафимы, убранство её комнаты Машу немного шокировало. Конечно, сразу же ей в глаза бросились картины на стенах. Авторы их, конечно, не были широко известны публике, но место им было в музеях, а не в будуаре престарелой дамы. Иначе как будуар комнату Симы и назвать было нельзя: кровать под пологом из лёгкой ткани, дубовая мебель, приторный запах тяжёлых духов. Маша еле сдержалась, чтобы не чихнуть.

— Мария, это вам, — Серафима подошла к высокому тонконогому бюро, стоявшему между ними, и положила что-то на его поверхность.

Маша заметила, как дрожат руки тётки. Сима моментально спрятала их в кисти шали.

— Что это? — Маша подошла ближе.

Это была банковская карта. Маша озадаченно разглядывала её, но не притрагивалась.

— Это вам, — сухо повторила Серафима.

— Не понимаю…

— Что тут не понятного?! — сверкнула глазами Цапельская. — Забирайте! Здесь триста тысяч. Код написан на обратной стороне. Вы берёте деньги и уезжаете отсюда. И, разумеется, оставляете Костю в покое.

— А Костя знает? — приподняла левую бровь Маша, до боли закусив внутреннюю часть губы.

— Не вмешивайте Константина! — голос Симы обрёл силу. — Я сразу поняла, что вы за человек! Расчётливая маленькая…

Она не закончила, но потому, как сжались её острые кулачки, Маше не пришлось додумывать последнее слово.

— Вы влюбили его в себя! Заставили думать, что между вами что-то серьёзное. И что это может привязать его к вам, — нижняя губа Симы презрительно оттопырилась.

Маша вспыхнула. Всё её тело словно обдало огнём.

— Он интеллигентный мальчик, воспитанный, серьёзный, чувствительный… Вы разве не видите, что он мучается?! Мучается из-за вас! — Сима стремительно подошла к Маше и взяла её за руку. Тонкие пальцы её были ледяными, но очень сильными. От этого жёсткого пожатия Маша моментально пришла в чувство. — Поймите, — проникновенно продолжила Сима, вдруг изменив тактику, — вы не сможете дать ему то, что может дать женщина нашего круга. Софья Дмитриевна, — Сима кашлянула, — очень трепетно относится к чистоте крови и наследию семьи. Отказавшись от принципов, Костя потеряет всё. Сейчас он слишком молод, чтобы отдавать отчёт своим поступкам, но потом он горько пожалеет об этом. А вы… вы будете чувствовать себя виноватой. У нас в семье горе. А в этот сложный момент он вынужден тратить время и внимание на вас.