– Творец, – закончил его мысль собеседник. – Ты – творец. У тебя есть способность создать образ новой реальности, такой, что в него поверят…

Он задумчиво потер гладко выбритый подбородок:

– Маргарита дельную вещь подсказала. Начинать надо с имени. Потому первая твоя задача – изваять вещь. Проходную, легкую, понятную даже кретину. Без сложных имен и глубоких экскурсов куда-то там… Ну… к примеру, ты когда-то скандинавскими легендами увлекался.

«Откуда он знает?» – снова промелькнуло в голове Вишнякова.

– Мысли я не всегда читаю, – улыбнулся мужчина. – Лень, но порой бывает. Когда полезно для дела. А ты не ленись, не откладывай, чтобы всякий день быть в расчете с жизнью. И пей кофе, остынет. И круассан засохнет… Время губит все – превращает кофе в холодную бурду, делает черствыми круассаны, старит и сводит в могилу людей… Шучу. А кроме шуток…

Он приблизил лицо к самому лицу Дениса, и тот еле удержался, чтобы не отшатнуться, потому что ему вновь показалось, что на него смотрят не глаза, а два черных бездонных колодца.

– Кроме шуток, – голос сделался вкрадчивым, он вползал в восприятие Дениса как змея, – когда ты окажешься на самом краю, когда тебе потребуется помощь, только позови. И ты поймешь, за кем сила, за кем лучше идти и кому лучше доверить свою жизнь и судьбу.

Денис отставил опустевшую чашечку, отер руки от крошек салфеткой… и понял, что снова находится в зале «Басты». На столе перед ним стояла недопитая бутылка водки, а голова была ясной как стекло. Еще на столе стояли две стильные коробочки с изображением не менее стильных флаконов и записка: «Тебе захотелось иметь такой же одеколон, как у меня. Ты прав, это аромат удачи и успеха. Порадуй и жену, этот запах ей должен понравиться…»

Рядом бонусом лежал оплаченный счет.

Его папки с недописанным романом не было. Показалось? Конечно, нет. Вот они, флаконы, тень запредельно далекой и дорогой жизни, как доказательство запредельного могущества, но кого? Внезапно Денис ощутил тоску и безнадегу.

За окном кафе вечерело, помещение потихоньку наполнялось людьми, становилось все более шумно. Вишнякову захотелось уйти. Но перед этим он принял важное решение. Как говорится, заводя новых друзей, не покидай старых, и Денис набрал знакомый номер:

– Мишка, привет. У меня Мирослава сегодня с детишками на дачу уехали. И тоска такая… хоть в петлю. Хотя не совсем из-за этого. Давай напьемся, а?..

– Понял… – после паузы раздался, как говорят, «на том конце телефонного провода» голос друга. – Скоро приеду.

Да, голова Вишнякова оказалась свободной от хмеля. Но именно сегодня ему просто необходимо было напиться… Именно это он и планировал с самого начала. Но не задалось. А что именно задалось?! Что на самом деле случилось? Был ли этот разговор с «другом» или это лишь плод воображения? Тогда почему он сейчас трезв? И как ко всему этому относиться?

Одно он знал точно – ни в коем случае, ни под каким градусом не нужно рассказывать про это Мишке. Негоже друга во все это втягивать. Хорошо, что у Вишнякова было свойство быстро терять физическую форму при возлияниях – он вырубился именно физически. Но при этом мозги его не плыли, и он не болтал лишнего. Поэтому он жаловался и плакался Мишке исключительно на безденежье и невезение в делах. Как сказал новый друг, Денис умел хранить чужие секреты. А свой липкий ужас от прогулки по Каннам с совершенно невозможным по всем реалистическим меркам собеседником он преподнес как ужас перед дальнейшей семейной жизнью. Мишка умудренно советовал, ворковал, наставлял, подливал… а мысли Дениса устроили дикую свистопляску.

…Свистопляска эта продолжалась и по сей день, но уже не только в мыслях. Начиная с сегодняшнего сна, сумасшедшего пробуждения и всей цепочки диковатых событий, следующих одно за другим.

Метания. Дамы в Амстердаме. О здоровье душевном. Мозгоправ Степанов. Снова удавленник.

…Денис поймал себя на том, что сидит, уставившись в одну точку. На кухне, в пальто, руки засунуты в карманы. Одна рука сжимает баночку со снотворным, в другой был телефон.

Денис ничего не рассказал Мишке, хотя надрались они в тот вечер основательно. Потом, когда литературная эпопея с Олафом закрутилась, а вместе с ней закрутились и отношения с Маргаритой, Мишка первым почувствовал что-то неладное.

– Ты чего-то, Дениска, странный стал, – сказал он вполголоса, когда они двумя семьями собрались у Вишнякова отмечать выход его первой книги. – Радоваться должен, как у тебя все вдруг пошло-поехало, как на хорошей смазке. Вон даже тесть твой доволен, хотя это вообще за гранью нормы… А ты, с одной стороны, вроде как и рад, а с другой… не пойму я. Не то чтоб подменили тебя, а… опаска какая-то в тебе появилась. Точно боишься чего-то.

Денис, как писатель, поразился чуткости своего лучшего друга. Того, который настоящий, с этой стороны. Мишка, конечно, был не лишен сочувствия и понимания, но при этом никогда не уходил в рефлексию, как Денис, зато умел искренне радоваться успеху других, особенно близких. Денис ему даже завидовал в этом, поскольку, кажется, умение радоваться успеху других – одно из самых редких и самых востребованных умений. В остальном его друг Мишка был, как говорится, совершенно адекватным человеком. «Я абсолютно от мира сего, дружище. Как говорят, от станка и от сохи», – частенько посмеивался сам над собой Мишка, хотя ни за станком, ни у сохи никогда не работал.

Во времена абитуры над ним пытался прикалываться весь будущий курс – имечко у него было прямо-таки мишенью для шуток. Михаил Юрьевич Пушкин. Нарочно не придумаешь. Но брутальный абитуриент с Урала, успевший к тому же послужить в армии, не где-нибудь, а в частях береговой обороны Северного флота, конкретнее – в Усть-Колымском, это быстро пресек, а с его кулачищами никому особо знакомиться не хотелось. Сам же он при знакомстве всегда коротко бросал: «Мишка» – и все тут, фамилию свою всуе трепать не позволял, и в жизни был так же определенен, лаконичен и прямолинеен.

Хотя в целом Мишка был очень добрым и светлым человеком – пока кто-то не начинал быковать на него или тех, кто ему близок. Сам он никого первым не задирал, даже на словах. Будучи от природы остроумным, он использовал свое остроумие для того, чтобы удивлять и радовать окружающих, а не обижать.

– Ну, так давай колись, что там у тебя за проблемы, – потребовал он, когда друзья вышли от семейств и прочих гостей покурить на лоджию.

– Так ведь опять пить придется, – усмехнулся Денис, не желая, чтобы тайна, поселившаяся в нем, начала разъедать не только его одного.

– А что, это уже таки большая проблема? – удивился Мишка. – Если надо для дела, и выпьем, и закусим. Только сейчас не очень налегай, а то раскиснешь. А нам еще разговоры разговаривать.

И Мишке снова пришлось остаться у Дениса ночевать. Мира с детьми понимающе удалилась к родителям. Конечно, часть правды пришлось открыть – самую безопасную часть. Где-то, когда-то краем уха Вишняков слышал, что самым «несмертельным» из всех семи смертных грехов Господь полагает прелюбодеяние, ибо человек крепок духом, но слаб плотью. Скорее всего, это придумали сами «прелюбодеи», чтобы не чувствовать себя смертно грешными, но эта версия Дениса устраивала, и Вишняков повинился другу по поводу Маргариты.