Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Войдите! — крикнула она.
Вошел Дон, за ним Сэм. У Дона был костюм из синей саржи, похоже, новый. Я заметила, что и башмаки у него тоже были новыми, через руку был перекинут плащ — оять-таки новый. Все у него было таким потрясающе новым, что с губ матери непроизвольно сорвалось:
— О, Дон, да ты сегодня просто великолепен! Твой корабль пристал к берегу?[5]
Дoн переложил плащ на другую руку, поправил галстук и ответил:
— Пока не корабль, тетя, а только маленькая лодка.
Отец внимательно смотрел на него. Ронни и Дон получали одинаково, мы вообще жили лучше, чем тетя Филлис, и все же мой брат не мог позволить себе новый костюм.
Отвечая матери, Дон смотрел на меня. Я стояла к нему боком, но чувствовала, что он оглядывает меня с головы до ног. Однако он не сказал ни слова. Сэм подошел ближе и, стоя передо мной, посмотрел на меня таким особенным взглядом, который потом, с течением лет, становился все глубже и глубже и значил все больше, и этот взгляд был полон такой нежности, что мне сделалось даже как-то больно и боязно. Не отрывая глаз от меня, не от платья, он благоговейно произнес:
— О, Кристина, ты такая восхитительная.
Я не стала отрицать, как сделала бы, если бы подобное заявление исходило от Дона или Ронни, а мягко спросила:
— Правда, Сэм?
— Угу, — кивнул он, потом посмотрел на отца, который стоял возле плиты, и они понимающе улыбнулись друг другу.
— В общем, если мы идем, надо поспешить, а то попадем туда к шапочному разбору, — проговорил несколько нетерпеливо Ронни. Мать помогла мне надеть пальто, повернула лицом к себе. Смахнув воображаемую пылинку с моего плеча и поправив крестик на шее, она тихо сказала:
— Развлекайся, девочка.
Однако ее тон скорее опровергал значение слова «развлекайся», оно звучало как предупреждение. Однако мать продолжала улыбаться. Подошел и отец. Я присоединилась к Ронни и Дону.
Смущаясь, я вышла на улицу. Возле двери своего дома стояла тетя Филлис. Я улыбнулась ей, но она не ответила на мою улыбку. Она не могла не видеть моего платья, ведь пальто было распахнуто, однако не сказала ни слова, а, глядя на Дона, резко произнесла:
— Учти, я не собираюсь дожидаться тебя всю ночь! — потом, заметив Сэма, который стоял на ступеньке крыльца возле моих родителей, сказала — Иди сюда, я тебя ищу.
Мы пошли по улице, я — между Ронни и Доном. На углу, прислонившись к стене, стоял наш сосед, мистер Паттерсон, и с ним еще двое мужчин. Он жевал длинную соломинку. Увидев меня, сосед быстро вытащил соломинку изо рта и воскликнул:
— Бог ты мой! Кристина, ты сегодня потрясающе выглядишь! Собираешься повеселиться?
— Да, мистер Паттерсон, иду на вечеринку для прихожан.
— Так и надо, девочка, веселись, пока молодая. И глазом не успеешь моргнуть, как состаришься. Жизнь летит, Люди — всего лишь перышки над огнем.
Мы пошли дальше. Дон пробормотал:
— Перышки над огнем. Состаришься и глазом не успеешь. моргнуть. Меня от него тошнит. Такие никогда не были молодыми. Со мною-то этого не случится.
Ронни, подавшись к нему, шутливо поинтересовался:
— А что ты намерен делать — пересадить себе обезьяньи железы?
— Угу, это и будут обезьяньи железы, но только в виде денег. Только такие железы и нужны человеку. Деньги не позволят мне стареть, я уж позабочусь об этом.
Ронни сузившимися глазами оглядел Дона с головы до ног, потом сказал:
— Ну что ж, похоже, первую дозу ты уже получил. Где ты взял деньги, чтобы так разодеться?
Дон откинул голову и медленно, неловко покачал ею из стороны в сторону.
— Не твое дело. На прошлой неделе я давал тебе шанс подзаработать, но ты не хотел пачкать руки.
Лицо моего брата окаменело, а его голос напоминал рычание.
— Я не собираюсь искать приключений, занимаясь всяким сомнительным бизнесом.
— Никакой он не сомнительный. Бизнес — да, но не сомнительный. Если ты купишь что-то за три пенса, а продашь за шесть — это бизнес, в нем нет ничего сомнительного.
— Хорошо, пусть будет по-твоему, но…
— Послушайте, мы идем на вечеринку или на матч по боксу — кто мне скажет? — мой голос звучал холодно, слова были произнесены тоном взрослой женщины. Я и чувствовала себя взрослой — таков был эффект от этого платья. И мои слова подействовали на обоих — они замедлили шаг и рассмеялись. Потом, видно, им пришла в голову одна и та же мысль, они вдруг схватили меня за руки и понеслись вниз по холму. Мы словно снова стали детьми, и в этот миг радостного предчувствия и волнения прикосновение руки Дона к моей руке не доставляло каких-то неприятных ощущений.
Как раз в тот самый момент, когда мы должны были увидеть мост, Ронни и Дон внезапно остановились, и я затрепыхалась между ними, словно готовый взлететь воздушный шар, пытаясь высвободить руки. Потом и я замерла на месте, увидев двух парней — нет, точнее сказать, молодых мужчин; именно они были причиной внезапной остановки моих спутников. Незнакомцы смотрели на нас, стоя неподалеку от дороги. Оба одеты в серые брюки и спортивные куртки, а шеи были замотаны длинными шарфами.
Эти шерстяные шарфы в разгар лета должны были выглядеть нелепо, но у меня, наоборот, создалось впечатление, что это мы представляем для них нечто странное и причудливое. Прищурившись, они внимательно и оценивающе рассматривали нас. Но я не испытывала чувства обиды из-за этого, скорее интерес, поскольку более высокий из двоих парней почему-то казался мне знакомым. Его лицо было бледным, цвет глаз с такого расстояния я различить не могла — видела только, что они яркие и темные. Волосы были каштановыми и слегка курчавыми, фигура стройной, очень стройной, а роста он был такого же, как Дон.
Когда мы прошли мимо, Дон презрительно улыбнулся:
— Меня от таких тошнит.
Я быстро взглянула на брата, но Ронни почти тем же самым тоном выразил солидарность с Доном.
— Кто это? — спросила я.
— Маменькины сынки, — ответил Дон. — Из Брамптон-Хилла. Они еще ходят в школу и, чтобы показать это, носят шарфы. Повесил бы их на этих шарфах, честное слово.
— Ты имеешь в виду колледж? — с внезапно пробудившимся интересом спросила я.
— Называй как хочешь, но все равно это школа, а такие типы покупают себе хорошую работу за деньги. Да пошли они! — он сплюнул в канаву, а я