Ваша В. Д.

Августа 3-го.

Ангельчик мой, Варвара Алексеевна!

Спешу вам сообщить, жизнёночек вы мой, что у меня надеждыродились кое-какие. Да позвольте, дочечка вы моя, – пишете, ангельчик, чтоб мнезаймов не делать? Голубчик вы мой, невозможно без них; уж и мне-то худо, да и свами-то, чего доброго, что-нибудь вдруг да не так! ведь вы слабенькие; так вотя к тому и пишу, что занять-то непременно нужно. Ну, так я и продолжаю.

Замечу вам, Варвара Алексеевна, что в присутствии я сижурядом с Емельяном Ивановичем. Это не с тем Емельяном, которого вы знаете. Этот,так же как и я, титулярный советник, и мы с ним во всем нашем ведомстве чуть лине самые старые, коренные служивые. Он добрая душа, бескорыстная душа, данеразговорчивый такой и всегда настоящим медведем смотрит. Зато деловой, перо унего – чистый английский почерк, и если уж всю правду сказать, то не хуже меняпишет, – достойный человек! Коротко мы с ним никогда не сходились, а тактолько, по обычаю, прощайте да здравствуйте; да если подчас мне ножичекнадобился, то, случалось, попрошу – дескать, дайте, Емельян Иванович, ножичка,одним словом, было только то, что общежитием требуется. Вот он и говорит мнесегодня: Макар Алексеевич, что, дескать, вы так призадумались? Я вижу, чтодобра желает мне человек, да и открылся ему – дескать, так и так, ЕмельянИванович, то есть, всего не сказал, да и боже сохрани, никогда не скажу, потомучто сказать-то нет духу, а так кое в чем открылся ему, что вот, дескать,стеснен и тому подобное. «А вы бы, батюшка, – говорит Емельян Иванович, – вы бызаняли; вот хоть бы у Петра Петровича заняли, он дает на проценты; я занимал; ипроцент берет пристойный – неотягчительный». Ну, Варенька, вспрыгнуло у менясердечко. Думаю-думаю, авось господь ему на душу положит, Петру Петровичублагодетелю, да и даст он мне взаймы. Сам уж и рассчитываю, что вот бы де ихозяйке-то заплатил, и вам бы помог, да и сам бы кругом обчинился, а то такойсрам: жутко даже на месте сидеть, кроме того, что вот зубоскалы-то нашисмеются, бог с ними! Да и его-то превосходительство мимо нашего стола иногдапроходят; ну, сохрани боже, бросят взор на меня да приметят, что я одетнеприлично! А у них главное – чистота и опрятность. Они-то, пожалуй, и ничегоне скажут, да я-то от стыда умру, – вот как это будет. Вследствие чего я,скрепившись и спрятав свой стыд в дырявый карман, направился к Петру Петровичуи надежды-то полн и ни жив ни мертв от ожидания – все вместе. Ну, что же,Варенька, ведь все вздором и кончилось! Он что-то был занят, говорил с ФедосеемИвановичем. Я к нему подошел сбоку, да и дернул его за рукав: дескать, ПетрПетрович, а Петр Петрович! Он оглянулся, а я продолжаю: что, дескать, вот так итак, рублей тридцать и т. д. Он сначала было не понял меня, а потом, когда яобъяснил ему все, так он и засмеялся, да и ничего, замолчал. Я опять к нему стем же. А он мне – заклад у вас есть? А сам уткнулся в свою бумагу, пишет и наменя не глядит. Я немного оторопел. Нет, говорю, Петр Петрович, заклада нет, –да и объясняю ему – что вот, дескать, как будет жалованье, так я и отдам,непременно отдам, первым долгом почту. Тут его кто-то позвал, я подождал его,он воротился, да и стал перо чинить, а меня как будто не замечает. А я все просвое – что, дескать, Петр Петрович, нельзя ли как-нибудь? Он молчит и как будтоне слышит, я постоял-постоял, ну, думаю, попробую в последний раз, да и дернулего за рукав. Он хоть бы что-нибудь вымолвил, очинил перо, да и стал писать; яи отошел. Они, маточка, видите ли, может быть, и достойные люди все, да гордые,очень гордые – что мне! Куда нам до них, Варенька! Я к тому вам и писал всеэто. Емельян Иванович тоже засмеялся да головой покачал, зато обнадежил меня,сердечный. Емельян Иванович достойный человек. Обещал он меня рекомендоватьодному человеку; человек-то этот, Варенька, на Выборгской живет, тоже дает напроценты, 14-го класса[8] какой-то. Емельян Иванович говорит, что этот ужнепременно даст; я завтра, ангельчик мой, пойду, – а? Как вы думаете? Ведь бедане занять! Хозяйка меня чуть с квартиры не гонит и обедать мне давать не соглашается.Да и сапоги-то у меня больно худы, маточка, да и пуговок нет… да того ли ещенет у меня! а ну как из начальства-то кто-нибудь заметит подобное неприличие?Беда, Варенька, беда, просто беда!

Макар Девушкин.

Августа 4-го.

Любезный Макар Алексеевич!

Ради бога, Макар Алексеевич, как только можно скорее займитесколько-нибудь денег; я бы ни за что не попросила у вас помощи в теперешнихобстоятельствах, но если бы вы знали, каково мое положение! В этой квартире намникак нельзя оставаться. У меня случились ужаснейшие неприятности, и если бы вызнали, в каком я теперь расстройстве и волнении! Вообразите, друг мой: сегодняутром входит к нам человек незнакомый, пожилых лет, почти старик, с орденами. Яизумилась, не понимая, чего ему нужно у нас? Федора вышла в это время влавочку. Он стал меня расспрашивать, как я живу и что делаю, и, не дождавшисьответа, объявил мне, что он дядя того офицера; что он очень сердит наплемянника за его дурное поведение и за то, что он ославил нас на весь дом;сказал, что племянник его мальчишка и ветрогон и что он готов взять меня подсвою защиту; не советовал мне слушать молодых людей, прибавил, что онсоболезнует обо мне, как отец, что он питает ко мне отеческие чувства и готовмне во всем помогать. Я вся краснела, не знала, что и подумать, но не спешилаблагодарить. Он взял меня насильно за руку, потрепал меня по щеке, сказал, чтоя прехорошенькая и что он чрезвычайно доволен тем, что у меня есть на щекахямочки (бог знает, что он говорил!), и наконец хотел меня поцеловать, говоря,что он уже старик (он был такой гадкий!). Тут вошла Федора. Он немного смутилсяи опять заговорил, что чувствует ко мне уважение за мою скромность иблагонравие и что очень желает, чтобы я его не чуждалась. Потом отозвал всторону Федору и под каким-то странным предлогом хотел дать ей сколько-тоденег. Федора, разумеется, не взяла. Наконец, он собрался домой, повторил ещераз все свои уверения, сказал, что еще раз ко мне приедет и привезет мнесережки (кажется, он сам был очень смущен); советовал мне переменить квартиру ирекомендовал мне одну прекрасную квартиру, которая у него на примете и котораямне ничего не будет стоить; сказал, что он очень полюбил меня за тем, что ячестная и благоразумная девушка, советовал остерегаться развратной молодежи инаконец объявил, что знает Анну Федоровну и что Анна Федоровна поручила емусказать мне, что она сама навестит меня. Тут я все поняла. Я не знаю, что сомною сталось; в первый раз в жизни я испытывала такое положение; я из себявышла; я застыдила его совсем. Федора помогла мне и почти выгнала его изквартиры. Мы решили, что это все дело Анны Федоровны: иначе с какой стороны емузнать о нас?

Теперь я к вам обращаюсь, Макар Алексеевич, и молю вас опомощи. Не оставляйте меня, ради бога, в таком положении! Займите, пожалуйста,хоть сколько-нибудь достаньте денег, нам не на что съехать с квартиры, аоставаться здесь никак нельзя более: так и Федора советует. Нам нужно покрайней мере рублей двадцать пять; я вам эти деньги отдам; я их заработаю;Федора мне на днях еще работы достанет, так что если вас будут останавливатьбольшие проценты, то вы не смотрите на них и согласитесь на все. Я вам всеотдам, только ради бога не оставьте меня помощию. Мне многого стоит беспокоитьвас теперь, когда вы в таких обстоятельствах, но на вас одного вся надежда моя!Прощайте, Макар Алексеевич, подумайте обо мне, и дай вам бог успеха!