М. Девушкин.

P. S. Горе-то мое, Варенька, хотел я вам описать пополам сшуточкой, только, видно, она не дается мне, шуточка-то. Вам хотелось угодить. Як вам зайду, маточка, непременно зайду, завтра зайду.

Августа 11-го.

Варвара Алексеевна! голубчик мой, маточка! Пропал я, пропалимы оба, оба вместе, безвозвратно пропали. Моя репутация, амбиция – всепотеряно! Я погиб, и вы погибли, маточка, и вы, вместе со мной, безвозвратнопогибли! Это я, я вас в погибель ввел! Меня гонят, маточка, презирают, на смехподымают, а хозяйка просто меня бранить стала; кричала, кричала на менясегодня, распекала, распекала меня, ниже щепки поставила. А вечером у Ратазяевакто-то из них стал вслух читать одно письмо черновое, которое я вам написал, давыронил невзначай из кармана. Матушка моя, какую они насмешку подняли!Величали, величали нас, хохотали, хохотали, предатели! Я вошел к ним и уличилРатазяева в вероломстве; сказал ему, что он предатель! А Ратазяев отвечал мне,что я сам предатель, что я конкетами[9] разными занимаюсь; говорит, – выскрывались от нас, вы, дескать, Ловелас[10]; и теперь все меня Ловеласом зовут,и имени другого нет у меня! Слышите ли, ангельчик мой, слышите ли, – они теперьвсё знают, обо всем известны, и об вас, родная моя, знают, и обо всем, что ниесть у вас, обо всем знают! Да чего! и Фальдони туда же, и он заодно с ними;послал я его сегодня в колбасную, так, принести кой-чего; не идет да и только,дело есть, говорит! «Да ведь ты ж обязан», – я говорю. «Да нет же, говорит, необязан, вы вон моей барыне денег не платите, так я вам и не обязан». Я невытерпел от него, от необразованного мужика, оскорбления, да и сказал емудурака; а он мне – «от дурака слышал». Я думаю, что он с пьяных глаз мне такуюгрубость сказал, – да и говорю, ты, дескать, пьян, мужик ты этакой! а он мне:«Вы, что ли, мне поднесли-то? У самих-то есть ли на что опохмелиться; сами укакой-то по гривенничку христарадничаете, – да еще прибавил: – Эх, дескать, аеще барин!» Вот, маточка, вот до чего дошло дело! Жить, Варенька, совестно!точно оглашенный какой-нибудь; хуже чем беспаспортному бродяге какому-нибудь.Бедствия тяжкие! – погиб я, просто погиб! безвозвратно погиб.

М. Д.

Августа 13-го.

Любезнейший Макар Алексеевич! Над нами всё беды да беды, яуж и сама не знаю, что делать! Что с вами-то будет теперь, а на меня надеждаплохая; я сегодня обожгла себе утюгом левую руку; уронила нечаянно, и ушибла иобожгла, все вместе. Работать никак нельзя, а Федора уж третий день хворает. Яв мучительном беспокойстве. Посылаю вам тридцать копеек серебром; это почти всепоследнее наше, а я, бог видит, как желала бы вам помочь теперь в ваших нуждах.До слез досадно! Прощайте, друг мой! Весьма бы вы утешили меня, если б пришли кнам сегодня.

В. Д.

Августа 14-го.

Макар Алексеевич! что это с вами? Бога вы не боитесь, верно!Вы меня просто с ума сведете. Не стыдно ли вам! Вы себя губите, вы подумайтетолько о своей репутации! Вы человек честный, благородный, амбиционный – ну,как все узнают про вас! Да вы просто со стыда должны будете умереть! Или нежаль вам седых волос ваших? Ну, боитесь ли вы бога? Федора сказала, что ужетеперь не будет вам более помогать, да и я тоже вам денег давать не буду. Дочего вы меня довели, Макар Алексеевич! Вы думаете, верно, что мне ничего, чтовы так дурно ведете себя; вы еще не знаете, что я из-за вас терплю! Мне понашей лестнице и пройти нельзя: все на меня смотрят, пальцем на меня указываюти такие страшные вещи говорят; да, прямо говорят, что связалась я с пьяницей.Каково это слышать! Когда вас привозят, то на вас все жильцы с презрениемуказывают: вот, говорят, того чиновника привезли. А мне-то за вас мочи нет каксовестно. Клянусь вам, что я перееду отсюда. Пойду куда-нибудь в горничные, впрачки, а здесь не останусь. Я вам писала, чтоб вы зашли ко мне, а вы не зашли.Знать, вам ничего мои слезы и просьбы, Макар Алексеевич! И откуда вы денегдостали? Ради создателя, поберегитесь. Ведь пропадете, ни за что пропадете! Истыд-то и срам-то какой! Вас хозяйка и впустить вчера не хотела, вы в сенях ночевали:я все знаю. Если б вы знали, как мне тяжело было, когда я все это узнала.Приходите ко мне, вам будет у нас весело: мы будем вместе читать, будем староевспоминать. Федора о своих богомольных странствиях рассказывать будет. Радименя, голубчик мой, не губите себя и меня не губите. Ведь я для вас одного иживу, для вас и остаюсь с вами. Так-то вы теперь! Будьте благородным человеком,твердым в несчастиях; помните, что бедность не порок. Да и чего отчаиваться:это все временное! Даст бог – все поправится, только вы-то удержитесь теперь.Посылаю вам двугривенный, купите себе табаку или всего, что вам захочется,только ради бога на дурное не тратьте. Приходите к нам, непременно приходите.Вам, может быть, как и прежде, стыдно будет, но вы не стыдитесь: это ложныйстыд. Только бы вы искреннее раскаяние принесли. Надейтесь на бога. Он всеустроит к лучшему.

В. Д.

Августа 19-го.

Варвара Алексеевна, маточка!

Стыдно мне, ясочка моя, Варвара Алексеевна, совсемзастыдился. Впрочем, что ж тут такого, маточка, особенного? Отчего же сердцасвоего не поразвеселить? Я тогда про подошвы мои и не думаю, потому что подошвавздор и всегда останется простой, подлой, грязной подошвой. Да и сапоги тожевздор! И мудрецы греческие без сапог хаживали, так чего же нашему-то брату стаким недостойным предметом нянчиться? За что ж обижать, за что ж презиратьменя в таком случае? Эх! маточка, маточка, нашли что писать! А Федоре скажите,что она баба вздорная, беспокойная, буйная и вдобавок глупая, невыразимоглупая! Что же касается до седины моей, то и в этом вы ошибаетесь, родная моя,потому что я вовсе не такой старик, как вы думаете. Емеля вам кланяется. Пишетевы, что сокрушались и плакали; а я вам пишу, что я тоже сокрушался и плакал. Взаключение желаю вам всякого здоровья и благополучия, а что до меня касается,то я тоже здоров и благополучен и пребываю вашим, ангельчик мой, другом

Макаром Девушкиным.

Августа 21-го.

Милостивая государыня и любезный друг,

Варвара Алексеевна!

Чувствую, что я виноват, чувствую, что я провинился предвами, да и, по-моему, выгоды-то из этого нет никакой, маточка, что я все эточувствую, уж что вы там ни говорите. Я и прежде проступка моего все эточувствовал, но вот упал же духом, с сознанием вины упал. Маточка моя, я не золи не жестокосерден; а для того, чтобы растерзать сердечко ваше, голубка моя,нужно быть не более, не менее, как кровожадным тигром, ну, а у меня сердцеовечье, и я, как и вам известно, не имею позыва к кровожадности; следственно,ангельчик мой, я и не совсем виноват в проступке моем, так же как и ни сердце,ни мысли мои не виноваты; а уж так, я и не знаю, что виновато. Уж такое делотемное, маточка! Тридцать копеек серебром мне прислали, а потом прислалидвугривенничек; у меня сердце и заныло, глядя на ваши сиротские денежки. Самиручку свою обожгли, голодать скоро будете, а пишете, чтоб я табаку купил. Ну,как же мне было поступить в таком случае? Или уж так, без зазрения совести,подобно разбойнику, вас, сироточку, начать грабить! Тут-то я и упал духом,маточка, то есть сначала, чувствуя поневоле, что никуда не гожусь и что я самнемногим разве получше подошвы своей, счел неприличным принимать себя зачто-нибудь значащее, а напротив, самого себя стал считать чем-то неприличным ив некоторой степени неблагопристойным. Ну, а как потерял к себе самомууважение, как предался отрицанию добрых качеств своих и своего достоинства, такуж тут и все пропадай, тут уж и падение! Это так уже судьбою определено, и я вэтом не виноват. Я сначала вышел немножко поосвежиться. Тут уж все пришлосьодно к одному: и природа была такая слезливая, и погода холодная, и дождь, ну иЕмеля тут же случился. Он, Варенька, уже все заложил, что имел, все у негопошло в свое место, и как я его встретил, так он уже двое суток маковой росинкиво рту не видал, так что уж хотел такое закладывать, чего никак и заложитьнельзя, затем, что и закладов таких не бывает. Ну, что же, Варенька, уступил яболее из сострадания к человечеству, чем по собственному влечению. Так вот какгрех этот произошел, маточка! Мы уж как вместе с ним плакали! Вас вспоминали.Он предобрый, он очень добрый человек и весьма чувствительный человек. Я,маточка, сам все это чувствую; со мной потому и случается-то все такое, что яочень все это чувствую. Я знаю, чем я вам, голубчик вы мой, обязан! Узнав вас,я стал, во-первых, и самого себя лучше знать и вас стал любить; а до вас,ангельчик мой, я был одинок и как будто спал, а не жил на свете. Они, злодеи-томои, говорили, что даже и фигура моя неприличная, и гнушались мною, ну, и ястал гнушаться собою; говорили, что я туп, я и в самом деле думал, что я туп, акак вы мне явились, то вы всю мою жизнь осветили темную, так что и сердце идуша моя осветились, и я обрел душевный покой, и узнал, что и я не хуже других;что только так, не блещу ничем, лоску нет, тону нет, но все-таки я человек, чтосердцем и мыслями я человек. Ну, а теперь почувствовал, что я гоним судьбою,что, униженный ею, предался отрицанию собственного своего достоинства, я,удрученный моими бедствиями, и упал духом. И так как вы теперь все знаете,маточка, то я умоляю вас слезно не любопытствовать более об этой материи, ибосердце мое разрывается, и горько, тягостно.