Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обнимаю себя руками, делая вид, что ёжусь от холода, в то время, когда от жара в пот кидает, и мало заинтересованно спрашиваю:
– О чём ты?
– Почему ты здесь? Зачем в этот город приехала?
Мрачно усмехаюсь:
– Да вот как-то у меня мнение не спросили, понимаешь?
– Чья это квартира? – кивает наверх. – Съёмная?
– Нет, она… – Стоп. – А тебе-то что?
Делает глубокий вдох, открывает рот, чтобы ответить, но тут же закрывает его, говорить передумав. Будто только что дошло, что тратить время на меня – глупость несусветная.
– Ладно, – наконец взгляд отводит, запускает руку в карман джинсов и миг спустя протягивает мне…
Айфоша?!..
– Держи, – кивает.
Держу… держу мину кирпичом, а руки так и чешутся схватить своё сокровище и мчаться домой со всех ног.
– Вот так просто? – невозмутимо интересуюсь.
– Нет, – лоб хмурит и челюсти сжимает, будто с трудом сдерживая себя от желания разбить мой телефон о фонарный столб, но по каким-то причинам не может себе этого позволить. – Забирай. А завтра приходи в «Клевер».
– Что? – звонко. – Очередную сцену устроить хочешь?
– Я? – невесело усмехается, повышая голос. – Устраивать сцены – твоё кредо по жизни! Меня сюда вмешивать нечего.
– То есть это я сама себя вечно дурой выставляю, да?
– Пфф… Понятное дело, да!
– А ты… А ты…
– А я лишь решил поставить на место лишённого совести подростка, вроде тебя.
– Ну и как, поставил?! – кричу уже на всю улицу, со всем возмущением. Боже! Меня никто в жизни ещё не бесил так сильно, как… этот!
– Ты невыносима, – понизив голос до разочарованного шёпота, головой качает.
– Так и не выноси. Тебя разве кто-то просит об этом?
– Да я бы с радостью! Вот только ты мне денег должна, помнишь?
– А если я на тебя за вымогательство денег у малолетки заявлю?
Смеётся, выгнув спину и устремив лицо к ночному небу:
– Ну хоть с чем-то согласилась, – шумно выдыхает и вновь одаривает меня взглядом, словно на попавшую в беду пушистую зверушку смотрит. Больше всего ненавижу этот его взгляд. – Слушай, камеры твои пьяные танцы на сцене засняли, и поломку аппаратуры тоже. Правда на моей стороне. Не ты, так твоей матери платить придётся, понимаешь?
Вот же скряга. Жмот!
– И прежде, чем ты придумаешь мне новое прозвище, – перебивает, будто мысли мои прочитав, – что-то вроде скряги, или ещё чего поинтереснее, должен сообщить, что дело не в том сколько ты мне должна, а в том, чтобы с детства привыкать возвращать долги. Это вроде как ответственности за свои поступки учит.
Шикарно.
Теперь он меня ещё и воспитывать взялся.
И ни секунды больше не раздумывая пытаюсь выхватить свой телефон у него из рук. Но не тут-то было! С реакцией у этого придурка всё отлично! А вот с держанием слова что-то не очень, потому что уже в следующий миг мой Айфоша возвращается обратно в карман его джинсов, а два глаза, что теперь похожи на два лазерных прицела, пытаются прожечь дыру в моём лице!
– Завтра. После школы. В «Клевере». Придёшь, тогда телефон и верну.
– Скряга, – сквозь зубы.
– Дурочка, – так весело усмехается, словно забавнее меня в жизни никого не встречал, и вдруг руку ко мне протягивает и… ерошит волосы?..
Он, правда… ерошит мне волосы?
Даже дара речи лишилась. Даже что такое двигаться забыла. Даже о способности дышать с трудом вспомнила. Смесь чувств, что затопила меня от его прикосновения, оказалась такой взрывоподобной, что я как ни пыталась, не смогла понять, какая чаша весов весит больше: та, что полна дикого возмущения за такого рода наглость, или же та, где большими буквами написано: «А это было мило».
Точно. Заболела.
– Мир так устроен: скажешь «спасибо» ты – скажут «спасибо» и тебе. Улыбнешься ты – улыбнутся и тебе. Понимаешь? Всё хорошее начинается с тебя, – прячет руки в карманах, а я прослеживаю загипнотизированным взглядом ту, что касалась моих волос, и…
Что он там только что пробубнил?
– Опять меня учишь?
– До завтра, – не отвечает. Прыгает в тачку, одаривая меня прощальной улыбкой, и жмёт на газ.
Провожаю взглядом «Ауди», и к своей полной неожиданности отмечаю:
– А он бывает забавным.
***
– Он полный придурок! Серьёзно! Занудливый и такой правильный, бууэээ! – щёлкаю шариковой ручкой, сидя за партой на перемене между вторым и третьим уроками, и делюсь с Женей всеми эмоциями, что так и просятся наружу, так и просятся быть высказанными!
Нет сил больше молчать. Хоть кто-то уже должен меня выслушать, иначе… иначе лопну скоро от возмущения!
– Митя правильный? А что в этом плохого?
– Плохое в том, кем он себя возомнил. Учить меня вздумал.
Женя, прикрыв рот ладонью, тихонько хихикает, и стреляет в меня каким-то уж больно загадочным взглядом, словно я ей тут не о первой в своей жизни ненависти рассказываю, а о первой любви, да ещё и безответной.
– Чего ржёшь? – фыркаю, и замечаю, как из школьной столовой в кабинет физики возвращается Жанна и её свита; вальяжно проплывают по проходу, с набитыми пирожками щеками, и занимают свои насесты.
А главная курица на меня такой взгляд бросает, словно я её любимого кота ночью псам скормила, и теперь, в срочном порядке, на корм собакам нужно пустить меня. И вот так смотрит на меня дрянь, что только вчера лишила меня наушников!
– Эй? Ты слушаешь, вообще? – толкает меня локтем в бок Женя, и я одариваю её тяжёлым взглядом:
– Закроем тему. Глупый разговор.
– Так я ведь вообще молчала, – вновь смеётся, демонстрируя ямочки на щеках, и мне невольно улыбнуться хочется. – Так что… что этот… ну этот, Дмитрий Александрович… Странный он. И «Клевер» этот… странный, – запинаясь, бурчу себе под нос, с неоправданным интересом рассматривая надпись ручкой на парте «Вали в свою Америку, сука»! Верх культуры.
– Почему странный? Митя обычный. Хороший парень, – будто бы со знанием дела заявляет Женя, хватает стирку и принимается избавлять парту от надписи. – Музыку любит сильно, вот и преподаёт её кому-то вроде нас… Музыкальной школы-то в городе нет. А у Мити рок-группа своя, они в «Клевере» по вечерам выступают. В основном с каверами, но бывает, что и своё играют.
– А по утрам он чего в «Клевере» трётся?
– Так работает ведь.
– Разве? – хмурясь, наблюдаю, как Женя не теряет надежды стереть все чернила до остатка. – Я слышала, что нет.