улыбается, смеется, потом внезапно отводит взгляд. Может, она слишком быстро тараторит и ее руки дрожат? «Мое сердце как бумажный пакет, – говорит она. – Понимаешь?» Она видит разочарование на его лице; она не такая, какой он ее считал. Что это – страх? Жалость? Она приказывает себе замолчать. Он нервничает, хочет скорее уйти – наверно, на собрание «Анонимных наркоманов». «Мне, наверно, тоже нужен спонсор», – говорит она. «Так все говорят», – отвечает он. Они встают. Долго идут к метро. Она могла бы пойти другой дорогой, свернуть на другую улицу. Кто-то другой так бы и сделал, ушел изящно, помахав рукой. Но нет, они вместе заворачивают за угол, и это ужасно; вместе проходят арку, скамейки, газетный киоск, и это ужасно. «Ну ты береги себя», – говорит он, а она отшатывается в сторону. На эти дома больно смотреть. Дурак, думает она. Вокруг деревья и вода. Газон, на котором слишком много людей. Она идет по парку и чувствует себя хрупкой, как хрустальная ваза. На открытом пространстве ее преследует чувство незащищенности. Я отдаю себя на милость всех стихий, думает она.

Кафка говорил: Я пишу, чтобы закрыть глаза.

39

Когда-то эфир был везде. В сгибе локтя. В небесах. Он замедлял движение звезд, указывал левой руке, что делает правая. Потом эфира не стало – как диагноза «истерия», как плоской земли. Новость сообщили по радио. Теперь остался только воздух. Прекращайте ваши эксперименты.

Жена хочет лечь в больницу. Но не хочет, чтобы после о ней говорили «а она однажды лежала в психушке». Если она туда попадет, может и не вернуться. Если она туда попадет, он может использовать это против нее. Но стоит ей остаться одной, и все вокруг кажется заряженным смыслом. Ее это восхищает, но нужно держать это в тайне. Она собирает дочке ланчбокс и читает ей на ночь. На площадке изображает приличную мать, которая смотрит, как ее дочка прилично играет. Идет на работу, и там ей удается абстрагироваться и говорить о самых разных вещах. Она стала изворотливой, как наркоманка. Стоит случайно оговориться, и она быстро исправляется. Она ходит в Маленький Театр Обиженных Чувств раз в неделю и благоразумно рассуждает о будущем, а сама тайком прячет деньги в книгах и журналах. Не спит полночи; мозг жужжит не переставая. Она смотрит расписание школьных каникул в других городах. Изучает стоимость машин, отопления, медицинской страховки. Составляет план А, план Б, план В, Г и Д. Из этих планов муж присутствует только в одном.

Она рассказывает сестре историю о своем друге-философе и гробе. «Так, а теперь скажи, почему у вас с ним никогда ничего не было?» – спрашивает она.

«Я думал, ты хочешь стать великим деятелем искусства», – говорит муж.

Невестка философа заказала себе антикварное траурное украшение – золотой медальон с отделением, куда вкладывается портрет умершего. На крышке медальона выгравирована роза, а внутри – надпись: «Готовься следовать за мной». Девятнадцатый век. С ума сойти. Люди тогда не мелочились.

Как прошла ярмарка пирогов?

Она отправляет сообщение лучшей подруге. «Одиннадцать вечера. А муж до сих пор играет в видеоигры». Слышит короткий сигнал. Муж смотрит на нее. «Ты это мне отправила».

Наконец выигрышный план предлагает сестра. Им надо переехать в деревенский дом в Пенсильвании и пожить там в глуши. Жена изучает школы поблизости. Стоимость автомобильной страховки. Цены на дрова. Заказывает для мужа учебники по пчеловодству и птицеводству и начинает заполнять формы, чтобы взять щенка из приюта, как только они переедут. Редактирует книгу о космической авиации – все восемьсот страниц – и проверяет все студенческие работы за четырнадцать часов.

И есть ли там полет идей?

Пламенные речи?

Грандиозные планы?

Нет.

Люди, которые давно уехали из города, предупреждают: не селитесь рядом с месторождениями, где применяют фрекинг. Ежедневно проверяйте друг друга на клещей. Не заводите коз.

Готовься следовать за мной, думает жена. Муж почти все время молчит, но нагружает машину доверху и садится.

Дочке они сказали, что путь займет четыре часа. Каждые пять минут та наклоняется вперед и спрашивает: «А час уже прошел? А час уже прошел? А час уже прошел?» А потом они приезжают.

40

Жена начала планировать свою тайную жизнь. В этой жизни она – великий деятель искусства. Она надевает брюки для йоги и врет, что поехала на йогу, а сама сворачивает с главной дороги на грунтовую, садится и пишет мелким убористым почерком на оборотной стороне списка покупок. Думает перестать принимать лекарства, чтобы писалось легче. Хотя, наверно, этого делать не стоит.

Наверно.

Осень за городом приходит рано. И от количества звезд на небе становится не по себе. По ночам она не спит, переживает из-за медведей и пожаров в дымоходе. Из-за армии пауков, которые живут в доме. Муж хочет завести коз. Дочка плачет – хочет назад в Бруклин.

Жена везде находит двадцатки, которые прятала в книгах. И маленькие листочки бумаги, на которых писала свои заметки. Вот выписка по кредитной карте; на ней тоже что-то написано. Я прекрасный учитель, но я так давно… я так давно не мыла окна.

Она спрятала в книгах еще кое-что и в последнее время все время об этом думает. Это карточка из «Монополии»; подарок разведенной подруги. «Бесплатно выйти из тюрьмы», – написано на карточке.

Но теперь она все время устает. Ходит очень медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха. Ее психотерапевтка говорит, это потому, что прежде она летала на адреналине, а теперь его запасы начали истощаться. «Будьте осторожны, – предупреждает она, – не дайте мыслям утащить себя на дно».

Ясно, думает жена. Будет сделано. Она не рассказывает, как по ночам выходит смотреть на небо. Стоит в футболке босая и дрожит от холода. Запомни этот ветер; это дерево с ломкими ветками, думает она. Ей страшно, но страх кажется почти наигранным.

Люди тут не ездят, а ползают, как черепахи. Простите, думает жена, перестраиваясь в полосу обгона, потом обратно в правую. Простите, простите.

При дочке они никогда это не обсуждают. Берегут ее от этого, как от комаров. Но «это» все равно присутствует повсюду, как завывание ветра в стенах в сильную непогоду.

Однажды утром она ведет дочку на детскую площадку. Светит солнце. «Где все?» – спрашивает дочка. Она без особой охоты раскачивается на турнике, а потом они идут домой.

Жене приходится напоминать себе, как тут красиво. Неделю идет дождь; после она отправляется