— Без сладкого оставите?

— Нет, наряд вызову, — совершенно серьезно произнесла Антонина.

Она предупреждала Радика, что не позволит ему собой вертеть. И если он делает гадости за ее спиной, щадить она его не станет.

— И обвинителем на суде выступите?

— Нет, обвинителем не выступлю, — сквозь зубы процедила она. — Во-первых, мы не прокуратура. Во-вторых… Если вы мне доверяете, я поговорю с мужем, и все выясню. Если нет, можете арестовать его прямо сейчас…

Гречихин долго и задумчиво смотрел на нее. Наконец вздрогнул, как это бывает, когда человек пробуждается ото сна, и сказал:

— Я тебе доверяю. Поговоришь с ним, позвонишь мне. Пусть он завтра зайдет к майору Ермолаеву, у него там все на контроле… А это значит, что пока ничего. Не может он киллера найти, ничего не получается. На второй круг собирается заходить. И за Арбатова возьмется, и за Скачкова твоего… Вы там никуда не уезжайте. Если вдруг Скачков соберется, мне звони. Все, давай. Честь мундира не урони…

К машине Антонина подходила, не чувствуя под собой ног. Телохранитель Радика открыл дверь, она села на заднее сиденье.

— Ну, что там? — спросил Скачков, пытаясь скрыть волнение.

— Когда ты разговаривал с Арбатовым?

— Ну, было дело.

— Когда?

— Ну, на днях…

— И чем это закончилось?

— Нехорошо закончилось. Для меня нехорошо. А что?

— Почему ты мне ничего не сказал?

— Ну, если бы я набил ему морду, то сказал бы… А так он меня сделал… У него такие удары, я до сих пор в шоке… — вздохнул Радик.

— Око за око, шок за шок? Он тебя ударил, а ты его электрошокером, да?

— Это ты о чем? — нахмурился Скачков.

— Семена вчера избили. Гречихин считает, что это ты гопников нанял! — Антонина смотрела на него глазами следователя, пытаясь высмотреть фальшь в эмоциях.

— Я?! Гопников?!.. Не нанимал я никого! Проиграл Арбатову, не вопрос, но я умею проигрывать. И никого я не нанимал!

— Может, просто попросил?

— Я же сказал, что умею достойно проигрывать… Эй, чего мы стоим? — нервно обратился он к водителю. — Поехали!

— Ко мне домой поехали, — сказала Антонина. — Завтра тебе к следователю Ермолаеву.

— Да не трогал я Арбатова!

— Ермолаеву все равно. Избиениями следственный отдел МВД занимается. Но если это избиение как-то связано с убийством… Ты и Арбатова заказал, и Панарина мог заказать, — вздохнула она.

— Да не заказывал я Арбатова!

— Так Ермолаеву и объяснишь.

— Не собираюсь я ему ничего объяснять!

— Ты же следишь за Семеном?

— Ну, следил…

— А сейчас нет?

— Сейчас нет.

— Почему?

— Он мог убить меня в своем клубе. Мог бы, если бы захотел… Но не захотел… Он все понял, и больше не в претензии… А если не в претензии, зачем его трогать?

— Зачем ты к нему сунулся?

— Да не знаю, — пожал плечами Скачков. — Злость у меня на него. И чувство вины. Все перемешалось. Я извиниться перед ним хотел. Но еще больше хотел убить. За то, что он с тобой был…

— Не было ничего, — растроганно сказала Антонина.

— Теперь вот доказывай, что ты не верблюд… Слушай, может, уедем, а? — чуть ли не умоляюще посмотрел на нее Скачков. — Плюнем на все, и за кордон. Что-то нечистое здесь! По ходу, подставляют меня!

— Если хочешь, уедем, — кивнула Антонина.

Она должна защищать честь мундира и удерживать подозреваемого Скачкова от опрометчивых поступков. А если он виноват в убийстве Панарина, то ей следовало принять меры… Но не станет она этого делать, потому что любит этого человека. Что-то есть нечистое в этой любви, но предать она его уже не сможет. Она всего лишь слабая женщина. Но эта слабость может сделать ее невероятно сильной, если придется идти до конца.

— И дальше что? — спросил он.

— Не знаю. — Антонина пожала плечами. Она и сама понимала, что это тупик.

— Все будут думать, что это я убил Рому. А я его не убивал… Нет, я должен стоять до конца… Когда, говоришь, к Ермолаеву? Завтра? Хорошо, завтра буду… Сухари сушить?

— Не знаю… Скорее всего, нет. Но все может быть.

— Сама сухари поднесешь, да? — не очень весело улыбнулся он.

— Все сделаю. Все, что в моих силах.

Антонина точно знала, что не отречется от него. Даже если он в чем-то обманывал ее, это уже не имело значения…

— Я знаю, ты меня не бросишь.

Радик привлек ее к себе, и она порывисто обняла его. Семен для нее больше не существовал, она целиком и полностью принадлежала Скачкову…

Семен обыскал весь дом, но ни «жучков» не обнаружил, ни скрытых видеокамер. И все равно он знал, что этот визит к Лиде не остался незамеченным. Кто-то следил за ним, и он это чувствовал. Постоянно за ним следили, с тех пор, как взяли «на карандаш».

Он разговаривал вчера с Юрой Прихожих, лейтенант и не скрывал, что его держат в поле зрения. И про первый его визит к Лиде сказал, и про их кувыркания в гостинице. Без упрека вроде бы сказал, но все-таки…

Но раз уж менты знают про их отношения, то какой смысл их скрывать? Да и алиби еще никто не отменял. Не стрелял Семен в Панарина, и заказывать он бы его не стал. Зачем, если он и сам с усам? Но подозрение не снято, и завтра его ждет разговор со следователем. И Лиду приглашают…

— А домик у тебя ничего, — сказал он, плюхнувшись на мягкий кожаный диван.

Большой коттедж, комнат много, и все они просторные, с высокими потолками. Отделка богатая, и, главное, со вкусом.

— Мужа у тебя нет, может, правда, жениться на тебе? — усмехнулся он. — Буду здесь хозяином. И до мотеля рукой подать.

— А почему нет? — Лида села рядом, руками обвила его шею, голову положила на плечо. Ни дать, ни взять, кошечка домашняя, белая и пушистая. Еще замурлыкать осталось.

— Ну, если на цепь посадить, то можно.

— Кого на цепь?

— Тебя. Чтобы белым лебедем по лысым кочкам не скакала… — обняв ее за плечи, сказал он.

— Да пошел ты! — Лида резко отстранилась от него, но с дивана не поднялась.

— Куда? Лебедей кормить? Один уже покормил… — Семен стал подниматься, но Лида схватила его за руку.

— Куда ты? Я тебя не отпущу! А если Скачков наскочит?

— Быков с Мухиным у тебя.

— А если они люди Скачкова?

— Они же были у вас до того, как Скачков освободился.

— Ну, были. Но ведь они же люди. А люди продаются и покупаются.