– Пожалуй, да. – Вздохнув, Макс тряхнул головой. – Она – идеальный ребенок, пошла по стопам родителей и стала врачом. И она, и я стараемся не сердиться на нее за это.

– И она, и ты?

– Ну да. – Он оперся о перила. – Быть идеальным ребенком не проще, чем жить в его тени, скажу я тебе.

– Хм, я – единственный ребенок и не могу об этом судить.

Макс посмотрел на фотокамеру в руках у Джози, и она поняла, что по-прежнему прижимает ее к себе.

– Можно взглянуть на снимки?

– Думаю, да.

– Что-то особого энтузиазма не слышится, – усмехнулся Макс.

– Извини, – быстро поправилась она. – Да, конечно.

Она протянула ему камеру и показала, как просмотреть недавно сделанные кадры, а сама встала чуть поодаль, стиснув руки и переводя взгляд с него на дисплей. Фотографии – это было глубоко личное, вряд ли он это понимал.

– Их еще надо обработать, – сказала она. – И это просто забавные снимки, не…

– Вот эта мне нравится.

На фотографии был он, снятый вполоборота, и контраст между морем и небом получился идеальным, без всякого ретуширования – ей удалось схватить ледяную прохладу дня и придать теплоту композиции.

– Мне тоже, – чуть улыбнулась она.

Он просмотрел еще несколько снимков.

– В самом деле хорошие. Я – не лучший судья, но могу сказать, что чувствую тебя на этих фотографиях.

Он вернул ей камеру, и она покраснела. Это было самое лучшее, что можно сказать. Оливер всегда говорил, что она прячется за объективом, и сердился, что она не любит фотографироваться, а предпочитает снимать сама. Он, кажется, так до конца и не понял, что она присутствует в каждом снимке, хотя не видна на них.

– Первый фотоаппарат мне купила мама, – улыбнувшись, сказала она. Он взял ее за руку, когда они шли назад по пирсу, и это казалось так просто, так естественно.

– Да ну?

– Когда мне было девять, – кивнула она. – Это был дешевый Kodak, «мыльница», ну, ты знаешь, но я была вне себя от восторга. – Она расцвела улыбкой, вспомнив, как была счастлива. – Мама тоже фотографировала все подряд, так что, наверное, у меня это от нее. – Улыбка сползла с ее лица при этих словах, при воспоминании о том, как мама всегда делала много семейных снимков во время праздников и вечеринок, как папа всегда сетовал на это, но подчинялся, как маме приходилось переснимать по несколько раз, чтобы большой палец не попадал в кадр и у всех были открыты глаза. Сейчас Джози была рада, потому что это означало, что у нее есть детские воспоминания, но фотографий самой мамы осталось слишком мало, точно детство дочери было запечатлено без нее.

– Фотографировала? – спросил Макс.

Джози ответила не сразу.

– Они погибли, – тихо сказала она. Он резко повернул голову и взглянул на нее, но она упорно смотрела себе под ноги. – В автомобильной аварии, когда мне было девять – они возвращались домой с вечеринки в рождественский сочельник. – Она чувствовала, как он крепче сжал ей руку. Он все так же пристально смотрел на нее.

– Господи, – проговорил он. – Это же… Господи. – Она наконец посмотрела на него. Глаза у него были круглые, а губы – крепко сжаты, он переваривал услышанное, явно пытаясь сообразить, что нужно сказать. Самый худший момент, когда она говорила об этом в первый раз, потому что люди никогда не знали, как реагировать. – Это ужасно, Джози, я знаю, это банально, но я очень соболезную.

Она кивнула. Как странно – испытывать боль из-за того, что случилось с кем-то другим.

– Это было давно, – как обычно, сказала она.

Он стиснул ее руку.

– От этого не легче, – тихо произнес он.

Она почувствовала ком в горле и заставила себя проглотить его. Плакать нельзя.

– Пожалуй, да.

Солнце садилось, над горизонтом полыхало зарево, в воде отражались оранжевые блики.

– Такие утраты меняют людей, – хриплым голосом проговорил Макс, точно речь шла о его собственных чувствах, а не о том, что испытывает она. Интересно, какие утраты таит его прошлое, подумала она, или речь идет только о ней? – Но их переживают и учатся жить с ними. – Он впился в нее взглядом, так что она была не в силах отвести глаза. Это не был вопрос, но казалось, будто он искал у нее подтверждения, будто очень хотел, чтобы она сказала ему, что все в порядке.

Она заправила за ухо прядь волос.

– Да. – Губы у нее предательски дрогнули, но она совладала с собой. – Думаю, это стало частью меня и всегда будет со мной, но я, конечно же, справилась. – Она сжала его руку и чуть вскинула голову. – Ты же сам видел, какая я бываю веселая.

Он улыбнулся, но выглядел опечаленным, точно понимал, что порой это тяготит ее, – то, что она по-настоящему не узнала своих родителей до того, как лишилась их, что они погибли слишком рано, что останься они в тот вечер дома, все могло бы быть иначе.

На обратном пути в Лондон Макс держался тихо и чуть отчужденно – сидел у окна и смотрел на проносившиеся мимо виды, между тем как небо становилось все темнее. Похоже, рассказав о своих родителях, она огорчила его, о чем-то напомнила, и теперь он погрузился в раздумья. Спросить напрямик она не решалась, не хотела принуждать его заново переживать травмирующее воспоминание, если он сам того не хотел. Он рассказывал о родителях в Нью-Йорке, о сестре, но она понимала, что потерять можно не только близкого родственника.

Он проводил ее до дома, поднялся вместе с ней на этаж, в коридоре по-прежнему тускло горел свет и было так холодно, что они видели собственное дыхание. Джози стала искать ключи и повернулась к нему.

– Спасибо за сегодняшний день. А ты был прав – сюрпризы бывают приятными. – Улыбка чуть тронула его губы, но в глазах не отразилась. Джози снова принялась рыться в сумке, нашла ключи и замялась. – Может… зайдешь?

– Пожалуй, нет, – сказал он и ничего не добавил, хотя она ждала этого. Она постаралась не чувствовать себя уязвленной. Возможно, он считает, что, осиротев в девять лет, она слишком искалечена. Возможно, не хочет углубляться в то, как бы это ни называлось, с той, которая пережила такую травму. Она сосредоточенно отпирала дверь. Не надо было ничего говорить. Но в таком случае если он так все воспринял, то это она не хочет иметь ничего общего с ним.

– Что ж, – сказала она, заходя в квартиру и поворачиваясь к нему с сияющей улыбкой, которая давалась ей с трудом, – тогда спасибо еще раз. – Он ни словом не обмолвился о завтрашнем вечере, и она тоже – раз ему не хочется, она принуждать не станет.

Макс кивнул, мельком осмотрел квартиру, а затем перевел взгляд наверх, где в дверном проеме висела ветка омелы. Джози проследила за его взглядом. Надо было снять это треклятое растение, как только Биа вышла из квартиры. Она снова взглянула на Макса и вздрогнула, увидев прежний печальный и цепкий взгляд. Немного хмурясь, он смотрел на нее, точно что-то решал для себя. Затем сделал шаг вперед, сократив расстояние между ними, и заправил волосы ей за уши, и в тех местах, где его пальцы коснулись ее кожи, она ощутила тепло.