Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Твое «посмотреть» чертовски походит на «украсть»!
– Свихнулась? Ты вообще умеешь отличать друзей от врагов?
– И кто же тут мой друг?
– Тот, кто добровольно засунул шею в петлю, чтоб спасти твою шкуру!
– А, так ты меня спасал. Или все же мой меч?
Нимуэ отвернулась и уселась на землю, обхватив колени руками.
– Ты ранена, – вдруг пробормотал он, подходя ближе. Нимуэ обернулась.
– Что? Вовсе нет!
«Он увидел шрамы». Щеки Нимуэ вспыхнули, когда она взглянула на свои обнаженные плечи. Пришлось немедленно задрать рубашку повыше, прикрывая их.
– Все в порядке.
На самом деле она едва могла думать: место, где знахарь вырвал зуб, непрерывно ныло.
– Это не ерунда, ты ранена!
– Я сказала, что в порядке!
– Я могу попытаться сделать перевязку, – тон Артура немного смягчился. – У меня еще есть немного вина и бинты. Если пойдет заражение, то тебе конец.
– Это вовсе не свежие раны, – помолчав, пояснила Нимуэ. – Просто так выглядят.
– Что ты имеешь в виду? – Артур осторожно присел возле огня.
– Просто шрамы. Старые.
– Шрамы, которые никогда не затягиваются? – Нимуэ кивнула. – Бессмыслица какая-то.
– Так случается… – она чуть замялась, – когда раны вызваны темной магией…
Он был смущен, – Нимуэ видела это по лицу, – и она разозлилась.
– О, так это потому, что ты… эээ…
– Что? Ведьма? – резко спросила она.
– Нет. Просто… не знаю. Я хотел сказать, я не подумал…
– О нет, совсем не подумал, верно? Что оно значит для тебя? Это слово?
– Слушай, забудь.
– Я принадлежу к Небесному Народу! Мой клан родился с первыми лучами солнца, и наши королевы в древности призывали дождь, овладевали силой солнца, давали жизнь урожаю. А твой народ в это время игрался с камешками.
Артур поднял руки.
– Сдаюсь!
Нимуэ закатила глаза и продолжила дуться. Невежество свойственно человеческой крови, и все же ее смятение таилось глубже. Ей никогда не убежать от этого. Шрамы. Навсегда помечена, навсегда изгнана. Ее собственный клан боялся ее – так с чего бы Артуру поступать иначе? Она могла видеть страх в его глазах: «Он хочет от меня избавиться. И сложно винить его за это».
Артур тем временем ворошил палкой угли в костре. Спустя несколько мгновений неловкого молчания он сказал:
– Просто они выглядят… болезненными.
– Они не болят, – быстро ответила Нимуэ. – Почти никогда.
Она подняла взгляд. Они смотрели друг на друга сквозь огонь.
– Похоже на следы когтей.
Нимуэ кивнула.
Воспоминание шевельнулось в глубине сознания. Она все еще помнила, как пахли луком волосы отца. Она спала между родителями – и то было самое безопасное, самое теплое место во всем мире. По крайней мере до той ночи, пока все не началось: видения, посещавшие ее, чужая ворожба и ужас, когда болезненно-сладкий голос позвал ее по имени.
– Мне было пять лет… – начала Нимуэ, не отводя глаз от костра.
«Нимуэ», – снова прошептал голос. Она выбралась из постели и вышла за двери деревянной хижины.
– Кто здесь? – тревожно спросила она в темноту ночного воздуха. В деревне стояла невероятная тишина. Она помнила, как ступала по грязи босыми ногами, а в желудке что-то дрожало, словно струна.
«Нимуэ, ну где же ты?»
– А где ты? – спросила она. Луна светила так ярко, что было видно всю дорогу, мимо дома вождя и в самую чащу Железного Леса.
В отличие от большинства детей, Нимуэ не боялась оказаться в лесу ночью. Ее мать – архидруид, а отец, Иона, – уважаемый целитель, и с самого раннего детства они рассказывали Нимуэ о Сокрытом. Она знала, что Сокрытое прячется в знакомых вещах и явлениях, таких как роса на листке или кора дерева, и что видеть его способны лишь те немногие, у кого есть особое зрение. Ленор умела петь такие песни, что выманивали Сокрытое на свет, и тогда его можно было увидеть – как искорки на шерсти, что возникали, если погладить кошку. Никогда у Нимуэ не было причин бояться Сокрытого. Никто не предупреждал ее, что не только свет, но и нечто темное способно отыскать ее и заговорить с нею. В пять лет Нимуэ полагала, что Сокрытое ей вроде тайного друга, с которым она только никогда не встречалась, – вот отчего этот голос так заворожил ее. Он казался теплым и обещал увлекательную игру.
Нимуэ зашла за деревья и почувствовала ногами сосновые иголки. Дрожь в теле безошибочно подсказывала, где искать источник голоса.
«Где же ты, Нимуэ?..»
«Я иду, – мысленно сказала она. – Потерпи, я никак не могу тебя найти». Она шла по лунной тропинке, пока не наткнулась на логово – нагромождение каменных плит, сиявших в свете луны, словно могильные камни. Даже в столь юном возрасте Нимуэ понимала, что ходить туда не стоит.
– Почему ты прячешься здесь? – спросила она.
Пауза.
«Мне нужна твоя помощь», – мягко ответил невидимый собеседник. Нимуэ вскарабкалась по камням, стараясь не порезаться об острые края.
– Я здесь!
«А я спрятался».
Нимуэ заглянула в расщелину между двумя огромными каменными плитами. Луна освещала участок земляного пола – до него было футов десять, и, поскольку Нимуэ всегда прекрасно лазила, ее маленькие пальчики нашли выступы и углубления в скале, позволившие спуститься относительно легко. Однако внизу была темнота, которую лунный свет не мог разогнать.
– Эй?
– Я здесь, милая! – сказал голос из темноты. – Подойди-ка поближе.
В животе болезненно гудело, нечто увлекало во мрак. Она поняла: то, что во тьме, каким-то образом притянуло ее.
– У тебя глаза матери, – прошептало оно.
В лунном свете мелькнуло что-то, похожее на темный мех, будто бы медведь стоял на четырех лапах. Но оно было больше медведя, больше любого животного, которое Нимуэ когда-либо видела, – плечи этого с трудом умещались меж стен пещеры. Когти были длиннее руки Нимуэ, желтые глаза – будто у свиньи, и лицо – изрезанное тысячью мелких шрамов. Оно улыбалось, раздвигая окровавленные челюсти, изо рта свисали куски плоти.
Нимуэ мысленно звала мать, пока Демонический Медведь выползал из мрака на свет, продолжая шептать:
– Только семя Ленор способно утолить мой невыносимый голод!
Она повернулась к стене, пытаясь найти, за что бы ухватиться, чтобы вылезти из пещеры, но не успела сделать и шага. Три острия вонзились ей в спину – так демон вцепился в нее когтистой рукой. Нимуэ взвыла. Раны горели огнем. Оглянувшись, она увидела, как демон слизывает ее кровь с когтей – будто ребенок, тайком пробующий сливки из бочки с молоком.