Он откусил кусочек черствого печенья, оставшегося от каравана, что попал в засаду. Все инстинкты подсказывали ему, что необходимо бежать, бросить эту сумасшедшую на произвол судьбы. И все же взгляд его упал на носовой платок в правой руке: по краю ткань была расшита пурпурными цветами, но потемнела от застарелых пятен крови. Когда-то этот платок принадлежал его матери, а кровь текла в жилах отца.

Он никуда не сбегал в основном из-за платка.

Тор, сын Коудена, приносил Артуру только проблемы. Он не был из числа постоянных добытчиков, мог пропадать на месяцы в поисках чего-нибудь великого, оставляя жену и детей ухаживать за их скудной фермой в Кардиффе. Как правило, отец приносил домой только истории о сокровищах: потерянных и найденных, о грандиозных битвах и славных поединках. Внешность у него была внушительная, аппетит к еде и вину – волчий, и к моменту, когда Артуру исполнилось тринадцать, отец уже носил доспех, который собрал из разных частей, и называл себя сиром Тором. Он утверждал, что получил посвящение в рыцари во время осады английских захватчиков в Гвенте.

После очередного путешествия Артур заметил в отце серьезную перемену. Теперь он лгал с еще большей наглостью, рассказывая совершенно фантастические истории, а руки его все время дрожали. Он прочно обосновался в «Голове клячи» – маленькой таверне на воде, построенной из обломков кораблей, потерпевших здесь крушение. Отец провозгласил себя защитником деревни и целыми днями с самого утра предавался возлияниям, пока мать Артура, Элеонор, не забирала его домой поздно вечером.

Несмотря на многочисленные недостатки, Артур по-прежнему любил отца. Он обожал истории про рыцарей-крестоносцев и чудовищных летающих ящеров, про корабли-призраки и кровавые дуэли. Он знал, что местные потешаются над его отцом, и костяшки на руках у Артура всегда были в ссадинах, потому что он защищал честь отца от оскорблений и насмешек мальчишек много старше его самого.

Малыши обожали сира Тора, и тот был добр к ним в ответ. В их глазах сир Тор был таким, каким он рисовал себя. А еще у него был прекрасный глубокий голос, и он замечательно пел. К шестнадцати годам Артура отец стал местным развлечением – странствующий рыцарь, что слагал песни о своих путешествиях.

Все это продолжалось, пока однажды в деревню не въехали трое рыцарей, немногим старше самого Артура. Они хотели только воровать и насиловать – вот так суровая правда реального мира вступила в конфликт с воображаемым миром из песен сира Тора.

Артура не было рядом в ту ночь, чтобы защитить отца: он танцевал в соседней деревне с местными девчонками, пока не услышал колокола и крики, пока не увидел незнакомцев, скачущих прочь из его деревни. Тогда он осознал: что-то случилось. К моменту, когда Артур добрался до таверны, отца уже унесли в комнату наверху. До сих пор он помнил ту картину: опрокинутые столы в гостинице, лужи крови на полу и на лестнице. Безутешная хозяйка таверны рассказала, что чужаки хотели схватить ее, а сир Тор попытался вмешаться – и мальчишки набросились на отца Артура, словно волки.

Когда он увидел отца, корчащегося на простынях, отчаянно пытающегося дышать, Артуру показалось, что сердце у него вот-вот разорвется. Он обхватил большую руку отца и пододвинул стул. Сир Тор говорил быстро, в его голове словно шло несколько параллельных диалогов. Он повторял слово «собаки», снова и снова, пока его глаза наконец не сфокусировались на Артуре, будто он видел сына впервые.

– Что… что я говорил? Артур, мальчик мой, на чем я остановился? Я, кажется, потерял мысль…

Сир Тор тяжело дышал, по его круглым щекам стекал пот.

– Собаки, милорд, – напомнил Артур, прижимая мокрую тряпку ко лбу отца. Тишина в комнате стояла такая, что можно было расслышать, как колышутся на ветру огоньки свечей.

– Да, собаки, конечно… всегда держите собаку. Обучи ее охоте, и ты никогда не будешь знать голода. У меня… но что-то… было что-то еще! Черт возьми! Почему так сложно думать!

– Тебе не нужно говорить, отец.

– О нет, нужно! Нужно… Никогда не меряй свою храбрость по тому, сколько людей ты убил! Да, так… Порой быть храбрым – значит избегать того огня, что побуждает убивать. Кто судит о своей храбрости по числу убитых, тот недостойный человек… Не рыцарь.

Сир Тор поморщился, пытаясь лечь поудобнее. Артур старался не смотреть на его окровавленную рубашку.

– Не рыцарь, милорд, – эхом повторил Артур.

Веки сира Тора затрепетали: он смотрел в потолок, пытаясь отыскать там ответы, его губы шевелились.

– Продолжай играть в шахматы… от них ум твой заостряется для войны и… и это хороший способ завести знакомство с молодыми. Тебе нужны друзья, Артур. Ты слишком… одинок для своих лет. Слишком серьезен! Я уже говорил тебе…

– Да, отец.

– Ты… ты хороший мальчик. Я вовсе не хотел тебя ругать. Но молодость бывает лишь однажды, поверь… О чем я говорил? Как там было?.. Что-то еще! Еще что-то насчет… насчет твоих… твоих стрел, да!

– Всегда делать метки на своих стрелах. Да, сир.

– Не трать железо впустую! Хорошие стрелы стоят денег… Даже на поле битвы я не оставлял стрел, если мог собрать их. Убедись, что твои стрелы всегда помечены, мальчик. И… не будь таким серьезным. У тебя прекрасные зубы! Показывай их хоть иногда… Девушки… да, девушкам нравится смеяться. Я всегда мог их рассмешить… – тут Тор принялся хлопать себя по груди, по бедрам, пытаясь что-то отыскать. – Но где же… где он? Я оставил его в халате?!

Артур, догадавшийся обо всем заранее, вложил носовой платок матери, расшитый пурпурными цветами, отцу в руки. Тор поднес его к лицу, глубоко и с удовольствием вдохнул.

– Пахнет, словно солнце… вишнями. А она здесь? Элеонор?..

Одна из тетушек Артура тем утром слегла с лихорадкой, и его мать потратила полдня на дорогу, чтобы навестить сестру. Она еще не вернулась.

– Еще нет, милорд.

– Ей нельзя видеть меня таким! – сир Тор попытался подняться. Артур мягко остановил его, прижимая обратно к подушкам.

– Дорогая Элеонор! – вздохнул сир Тор. – И почему эта девчонка заставляет меня ждать так долго?

– Осталось недолго, милорд. Теперь уже совсем недолго…

Артур вспомнил то ощущение – рука отца в его руке. Вспомнил, как держал его, пока дрожь не прекратилась, пока отец не ушел на тот свет окончательно.

Он засунул платок в карман куртки и бросил Нимуэ кусок сыра в знак примирения. Она проигнорировала его.

– Тебе нужно поесть, – напомнил Артур.

– Это краденый сыр.

– Что за дело, откуда он взялся? Никто не станет его искать. Посмотри на себя! Ты же выглядишь совсем разбитой. Сколько ты уже не ела? Два дня? Три?

– Не помню.

– Нам ехать еще дня три, покуда доберемся до Гор Минотавра. Я должен кормить тебя насильно?

– Только попробуй, и я тебя в порошок сотру!