И этот нудный Лось готов шаркать копытцем, успокаивать ее, убеждать, приручать и терпеть ее колючее, обидное недоверие, хотя его уже колотит от желания и нетерпения. Но он будет молчать и приглаживать ее ощетинившуюся шкурку, чтобы не дай бог не вспугнуть ее…

— Лось, я хочу тебя! — шепчет Анька требовательно. — Я просто умру, если нет. Считай меня развратной лосихой, у которой дикий гон, но я хочу тебя.

Лось молчит; впрочем, Аньке нравится его молчание, которое имеет так много разных оттенков и полутонов. Он нехотя отрывается от нее, тяжело дыша, поднимается — пламя разукрашивает теплыми отблесками его могучую грудь, — и агрессивно, нетерпеливо сдергивает с Анькиних ног джинсы, сбрасывает свои, обнажаясь быстро, без капли стеснения и замешательства. Когда его ладони снова скользят по ее коже, и Лось склоняется над Анькой, она нетерпеливо стонет, растворяясь в его теплых прикосновениях. Он знает, что ей это нравится; он готов ее гладить всю ночь, хотя пальцы его дрожат, и Анька бессовестно этим пользуется, проваливаясь в сладкую негу.

Коварный Лось изглаживает ее всю: мягкую грудь с остренькими торчащими сосками, атласные бока, греет ладонью животик, обнимает стройные бедра, покрывая поцелуями всю Аньку, а затем вдруг резко, почти грубо разводит ее ноги, перехватывает их под колени, и Анька взвизгивает, обнаружив себя беспомощно развернутой перед ним, с открытым перед мужчиной самым чувствительным своим местечком, которое властный Лось целует тоже грубо, чувствительно прихватывая губами нежные губки.

— Ва-а-а, — взвывает Анька, вцепляясь пальцами в белый мех, потому что эти грубые, жадные поцелуи будят в ней восхитительный, острый, сладкий стыд. — Лось, ты животное!

Лось снова промолчал, мстительно дразня языком ее клитор и еще жестче удерживая ее разведенные ноги, удерживая Аньку в такой же беззащитной позе, яростно вылизывая ее и чуть накусывая припухшие ткани. И она понимает, что это Лосиная месть за ее недоверие.

— Помогите, — шепчет Анька, сходя с ума, в полузабытьи. Но Лось свирепствует все больше.

Он отпускает Аньку лишь на миг, но лишь затем, чтобы переместиться и закинуть ее ноги себе на плечи. Склонившись почти к самому ее лицу, он пристально всматривается в ее затуманенные глаза, поглаживая возбужденным членом ее мокрое-мокрое лоно, чуть надавливая и дразня, и Анька воет от нетерпения, не в силах вывернуться.

— Лось, пожалу…

Ее жалкие слова обрываются криком, когда он резко входит в ее раскрытое лоно, и Анька распахивает глаза, перед которыми, кажется, вспыхивают все звезды Северного полушария.

— Изверг, — выдыхает она из последних сил, вцепляясь в его напряженные плечи ногтями, и следует сильный резкий толчок, от которого она снова вскрикивает и зажмуривается, плавясь в крышесносящих ощущениях.

— Зверюга…

Еще толчок, сильный и глубокий. Кожу Аньки покрывает тонкий пот, она поджимает пальчики на ногах и закусывает губы, принимая член мужчины в себя снова и снова.

— Лось, люби меня всегда, — шепчет она, изнемогая. — Всегда! Ты обещал, Лось!

— Я люблю тебя, Анья. Я очень тебя люблю, — отвечает Лось, на мгновение остановившись и целуя ее подрагивающие губы. Анька смеется, хотя, конечно, момент не подходящий для смеха, и Лось снова толкается в ее тело, призывая к порядку и делая момент более торжественным и подходящим для признаний в любви.

— Лось, — шепчет Анька размякнув. — Я тоже люблю тебя… Очень. Если ты меня предашь, Лось, я просто умру.

— Лось, а это твой дом?

— Мой.

— И ты правда хочешь здесь все переделать?

— Если тебе этого захочется. Ты хочешь?

— Нет!

Анька смеется и целует Лося. От его губ пахнет клубникой. Анька пожертвовала ему несколько ягод, удерживая их за зеленый хвостик, кормя Лося с рук, и теперь сцеловывает этот чуть уловимый аромат, неспешно, нежно, сладко. Лось со вкусом клубники — это божественно! Неспешная нежная ласка нравится обоим; в ней нет страсти, но есть много-много обожания, негромкого, сокровенного, понятного обоим.

— Лось, разве так бывает? — шепчет Анька, отрываясь от его губ и всматриваясь в его глаза. — Вот так, с первого взгляда, с первых слов?

Лось задумчиво помолчит. Он припоминает какие-то свои ощущения, свои мысли того дня, внезапно вспыхнувший интерес к девушке, которая выше яхт и бриллиантов оценила честность и верность.

— Значит, бывает, — заключил он.

Анька лежит на его широкой груди, замирая от счастья, целует его клубничные губы, а он обнимает ее, прикрывает широкой ладонью ее поясницу. Его пальцы неспешно чертят какие-то загадочные символы на ее коже, медленно опускаются все ниже, чертят теплые полукружия уже на ягодице. Анька чувствует, как меж ног у нее стремительно намокает, потому что эти коварные пальцы сейчас скользнут меж теплых ягодиц и погладят Аньку так заманчиво, что она снова взвоет, и не сможет ни слова пискнуть, когда коварный Лось-соблазнитель овладеет ею и доведет до полной отключки сознания.

Да, так.

Когда Анька была с ним, она себе не принадлежала. Она принадлежала ему, была покорным воском в его руках, и проваливалась в прекрасное наслаждение без памяти от каждого его прикосновения.

Его руки могли делать с ней все, что угодно — тискать, мять ее тело, ласкать, гладить, жадно и бессовестно проникать, — его член вколачивался в ее тело, его язык слизывал стоны с ее губ, а она могла лишь дышать, чтобы не умереть в этой безумной жаркой возне, отдаваясь ему вся, без остатка.

— Лось, ты мой, — агрессивно говорит Анька и заглядывает ему в глаза. — Понял? Я тебя застолбила, понял?

Лось не отвечает, но его глаза смеются. Ему нравится, как Анька ершится, и вместо сладких слов говорит другие, не такие романтичные, но от души, вытягиваясь в струнку и словно пытаясь ревниво отгородить своим голеньким тельцем его, такого огромного, от всего мира.

Его чуткие пальцы уже нашла свою цель, и Анька, чувствуя, как он одной рукой раздвигает ее бедра, а другой осторожно, неторопливо, до искр из глаз, поглаживает чувствительную дырочку у Аньки сзади. Анька беспомощно стонет, чувствуя, как под его пальцами ее тело начинает от возбуждения пульсировать, выпрашивая еще и еще, а Лось удерживает ее ногу крепко, надавливает пальцами чуть сильнее, и продолжает долгую сладкую муку с удовольствием вслушиваясь в беспомощные Анькины стоны…

****

Ближе к полуночи, когда Лось был в душе, Анька все же решилась выйти на улицу, подышать альпийским воздухом и полюбоваться на сказочный снегопад. В лосиной куртке, с голыми коленками, она стояла в теплой тихой снежной ночи и возносила горячую молитву небесам, подвывая «спасибо, спасибо, спасибо!».

Новогодняя сказка продолжалась.

— Проветриться вышла?