Далее на меня опять налетели помощницы, всучили в руки букетик из маленьких белоснежных розочек, благоухающих точно так же, как и в моем кошмаре. Запах настолько сладкий и приторный, что меня начало подташнивать.

— Боже! — опять заверещала одна из дамочек, прижимая руки к груди. — Она же пьяна! Ну куда на жаре столько шампанского?! Щеки красные… еще и, кажется, мутит.

Она была в ужасе! А мне было весело!

Пока я выслушивала недовольства, в дверях опять замаячил отец. Видимо понял, что меня нужно спасать, ну и поддержка не помешает: как моральная, так и физическая. Он протиснулся между дамочек, взял меня за руку и повел из комнатки вон, со словами:

— Пора начинать. Некогда сокрушаться! — так и прекратил их тираду.

Я была ему благодарна.

Крепко держа отцовскую руку, подошла к залу. Мелкая была здесь: улыбалась и готовилась к выходу. С умилением посмотрела на нее, а про себя подумала: «Как все же символично, что дочь будет прокладывать лепестками путь к алтарю, где меня ждет ее отец. Пусть и только биологический.»

Наконец заиграла музыка, двери перед нами с маленькой принцесской распахнулись; я натянула улыбку, а Лиза бодрым шагом направилась по дорожке, наотмашь швыряя перед собой лепестки.

Огромное количество людей стояло и восхищенно смотрело на меня, а в самом дальнем углу притаились фотографы, щелкающие затворами камер.

Нашла взглядом родителей и, убедившись, что они на месте, расправила плечи и уверенно зашагала вперед, словно я победительница в этой игре. Мне было не важно, что наши дела весьма шатки, не важно, что теперь буду жить с мужчиной не по любви. Важно, что я выше этого. Важно, что я сильнее. А еще храбрости добавлял алкоголь. Чувствовала себя богиней!

Шла осторожно, стараясь не наступить на подол платья, в помещении было прохладно, потому и меня качало не сильно. Опозориться не хотелось перед всеми. Сосредоточилась и впереди нашла глазами Сашку, стоящего у ступеней, которые вели к регистратору. На нем был белый костюм под стать моему платью, белая рубашка и серый галстук. Увидев меня, он растянул губы в широкой улыбке, и я почти поверила, что она настоящая. Но неисчезающий холод его карих глаз доказывал, что он играет. Что ж, он делал успехи. Выглядел убедительно.

Рядом с ним стоял его отец. Нежная белая роза в лацкане пиджака изящно дополняла черный смокинг, создавая образ счастливого и милого свекра. Но я-то знала, что за его довольной улыбкой прячется насмешка и вызов. И я принимала его, улыбаясь в ответ. Недоумевала лишь о том, откуда такая уверенность, что ему все сойдет с рук? Не понимала, почему я чувствую себя королевой, проходя по проходу. Хотя нет, понимала… Утратила волнение, да и все сейчас смотрят и восхищаются мной. Я чувствовала себя всемогущей.

Вот Лизка уже дошла до ступенек и ее тут же перехватила мама, чтобы усадить рядом с собой.

«Не как во сне!» — пронеслось в моей голове, и я снова подарила всем свою ослепительную улыбку.

Остановилась перед ступенями, где в первом ряду сидели родители; отдала свой букет маме. Отец нежно поцеловал меня в щеку и крепко сжал руку, прежде чем я отправилась к жениху. Со стороны, наверное, казалось, будто родители поддерживают этот брак, но мы-то знали наверняка, что смысл иной — «Крепись! Все наладится, может быть… Когда-нибудь.»

С гордо поднятой головой поднялась по ступенькам вместе с Устиновым к регистратору, который попросил всех садиться, когда мы замерли перед ним.

Рука Алекса крепко держала мою. Казалось, что моей теплоты недостаточно, чтобы согреть его — скорее уж холодной станет моя. Мое пламя еще слишком слабое: его может потушить любое дуновение ветра. Однако пока я лирически думала о наших руках, мужчина-регистратор начал свою речь:

— Мы собрались здесь сегодня, чтобы засвидетельствовать союз двух любящих сердец. Но перед этим я должен спросить: есть ли в этом зале кто-то, кто может назвать причину, по которой этот союз не может быть заключен? Пусть скажет сейчас или же хранит молчание вечно.

Сердце в панике замерло, надеясь, что никто из присутствующих не совершит огромную глупость и не помешает мне спасти мою семью. Например, Андрей. К счастью, в зале по-прежнему царило молчание. Облегченно выдохнула, а мужчина продолжил:

— Устинов Александр Антонович, согласен ли ты взять в жены Громову Веронику Михайловну? Будешь ли ты любить и уважать ее, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Встретилась с холодными глазами Сашки: они были пусты. В них ничего не было. Они оставались безразличны ко всему.

— Да, обещаю.

— Громова Вероника Михайловна…

Мне не требовалось время на раздумья: когда дело касается семьи — я сделаю все, чтобы защитить ее:

— Да, обещаю.

Мы обменялись кольцами и скрепили договор нежным поцелуем, но стоило нашим губам разомкнуться, Сашка прошептал:

— Ну вот, прелюдия закончена. Самое интересное впереди…

Слова Устинова заглушили восторженные овации наших зрителей-гостей. Зацепив мужа подозрительным взглядом, поспешно натянула светящуюся счастьем улыбку, развернулась к выходу и под руку с Сашкой отправилась в банкетный зал. Требовалось вернуться к своей роли.

Однако, по пути к соседнему зданию накрутила себя догадками. Он опять мне угрожает? Пытается запугать? Предупреждает, что дальше — хуже? Как далеко он может зайти? Больно прикусила губу от взвинтившихся нервов.

Было сложно контролировать выражение лица и при этом пытаться предугадать последствия состоявшегося брака, о котором неустанно напоминала близость Алекса.

Бросила взгляд на безымянный палец: на нем переливалось два кольца. Они ужасно давили, словно в насмешку. Будто одного тяжелого булыжника прежде было мало. Теперь ноша казалась едва подъемной. Благо сейчас она вместе с рукой покоилась на локте конвоира.

Банкетный зал, в который мы вошли, поразил гостей и нас своим великолепием: светлое и просторное помещение, было украшено небольшими деревьями с розовыми цветочками, похожими на сакуру. Длинные столы, белоснежные скатерти, кремовые салфетки, квадратные тарелки и прозрачные бокалы — идеальное оформление, дополненное морем ваз с гербариями из серебристых веточек.

Чувства превратились в подобие джакузи: все бурлило и то и дело жаром обдавало щеки и шею. Надеюсь, выглядело мило, не походила на поросенка перед казнью. Все усугубилось, когда мы отправились танцевать наш первый танец, а гостям дали насладиться едой.

— Ты вся пунцовая, — шепнул Устинов на ухо, посильней прижав к себе. — Это на тебя так мое обещание подействовало? Не терпится остаться со мной наедине?

Его самоуверенность меня позабавила. Даже прыснула. Как же, мечтай! Если честно, даже не думала о