– Очень символично, – фыркнул я и зачем-то попытался поймать существо за хвост. «Ниязи», повизгивая и поднимая пыль, удирало, но я изловчился и всё-таки схватил его за кончик хвоста, подтащил к себе и скрутил так, что оно не могло пошевелиться, а затем принялся стегать его той же лозой, которой он изводил меня.

– Прекрати! Отпусти меня! – вопило существо, а остальные столпились вокруг нас и тряслись, вроде бы от смеха.

– Не хочу я тебя отпускать. Мне нравится!

– Отпусти! Я тогда твоё желание исполню!

– Не очень-то щедрое предложение. По закону положено три.

– Три не могу, давай два. – Мой пленник решил поторговаться.

– Ну уж нет, три!

– Два желания, и ты меня отпускаешь сей же миг, или я терплю, пока тебе не надоест и руки не устанут, и тогда ты меня отпустишь без единого желания, – быстро разъяснило ситуацию существо. Немного поразмыслив, я согласился:

– Ладно, давай два. Я хочу…

– Мне видней, чего ты хочешь, – сказало оно и с неожиданной силой швырнуло меня на песок. Я попытался встать, но не смог: меня всего опутала виноградная лоза. Это было неприятно, я дернулся посильнее, но проклятое растение вцепилось в меня ещё крепче, а потом рвануло, приложило как следует об землю и потащило куда-то.

Тут я проснулся на самом деле на песке, барахтаясь в ошмётках гамака, который, будучи здорово ветхим, не выдержал моей тяжести. Метрах в пяти от места происшествия стоял Джонни, смотрел на меня и, как положено лучшему другу в подобных ситуациях, хохотал. Сайка с озабоченным лицом поспешила на помощь.

– Ты чего заснул? Не слышал, что нельзя спать под инжировым деревом? Я же тебе говорила! Ты что, спал?!

– Впервые слышу. Почему?

– Говорят, что того, кто уснёт под инжиром, утащат черти, – пояснил приблизившийся Мика, знаток примет, связанных с этим растением.

– Значит, это были черти, – пробормотал я и покосился на виноградник, мирно стлавшийся по земле в нескольких шагах от меня.

– Что? – жалобно спросила Сайка. Я не ответил. Мне страшно хотелось пить. Единственная бутылка воды, которая у нас осталась, была опрометчиво забыта под солнцем и нагрелась. Мне показалось, что на вкус она отдаёт пластиком. Скоро вся еда в мире будет отдавать пластиком.

Мы заметили, что по забору, тому самому, на котором мы сидели в тот памятный вечер, когда нас почтил визитом Ниязи, идёт кошка. Это была очень маленькая, аккуратная серенькая кошка с благообразным выражением мордочки. Тонкие черты её так и говорили: я очень спокойная, воспитанная и самостоятельная маленькая кошка, я вас не люблю, но вы можете покормить меня, если хотите. Бывают такие молоденькие, невысокие симпатичные горничные, которые знают своё место и ведут себя прилично и с чувством собственного достоинства, если хозяин вдруг бросит на них многозначительный взгляд. Вот такая это была кошка. Дойдя до стены дома, в которую упирался забор, она села и принялась умываться, не обращая на нас никакого внимания. Мы тоже не обращали на неё внимания, я и Сайка – потому что еды для кошки у нас всё равно не было, Мика и Джонни – по причине равнодушия к кошкам. Только Эмиль зыркнул на неё с неприязнью, но ничего не сказал.

Так что мы почти забыли про кошку, когда беспокойная соседка по даче, та самая, которая мыла во дворе свои заскорузлые пятки и заподозрила меня в вуайеризме, начала оглашать участок воплями негодования. Я решил было, что за ней опять кто-то подсматривает, но нет. Причиной крика оказалась наша маленькая кошечка.

– Мерзкая тварь! А ну пошла отсюда! – кричала соседка, размахивая посудным полотенцем, как пращой. – Это вы, да! Вы её кормите тут! – обрушила она свой гнев на нас, столпившихся у забора.

– Нет, не кормим, – возразил я.

– Нам самим жрать нечего, – добавил Джонни и метко пустил в соседку густое облако сигаретного дыма. Она принялась ещё усерднее размахивать полотенцем, пытаясь разогнать отравляющие газы, которые применил Джонни, и случайно задела кошку. Кошка распушилась, увеличившись в объеме в два раза, и зашипела. Воинствующая женщина испуганно отбежала подальше. Кошка, очевидно, задетая за живое неуважительным обращением (быть может, она отлично помнила, что в одной из прошлых жизней жила в храме кошек и жрецы богини Баст окружали её почестями), бросилась за ней.

– Она напала на меня! Держите её! – надрывалась соседка, как будто на неё напал по меньшей мере тигр.

– А в Голландии есть скорая помощь для животных, – просветил я эту корову.

– Здесь не Голландия, здесь Азербайджан! – истерически выкрикнув этот странный политический лозунг, она с неожиданной для своей комплекции прытью убежала в дом и забаррикадировалась там. Некоторое время кошка мстительно караулила под дверью, а потом куда-то ушла.

– Что за тупая п…, – презрительно проговорил Джонни. – Боится какую-то б…ю кошку.

– У малоразвитых людей инстинкты очень сильны. – Я решил поделиться давно придуманной мною теорией. – Может быть, эта примитивная особь помнит на генетическом уровне, как саблезубый тигр какой-нибудь загрыз её предка, и этот страх до сих пор сидит в ней. Высокоразвитые люди животных бояться не могут.

– На них полно микробов! – сказал брезгливый Эмиль таким тоном, словно поведал нам о каком-то потрясающем научном открытии. Никто не прокомментировал его замечание. А я принялся гадать, долетают ли до Микиной соседки звуки нашей музыки, и если да, то что она о ней думает? И считает ли она Сайку, регулярно появляющуюся на даче в компании четырёх парней, проституткой?

Вернувшись домой, я спросил Зарифу, что стало с той художницей, кажется, её звали Аида, – на мой взгляд, очень подходящее имя для женщины, добивающейся известности. Зарифа неохотно призналась, что они всё ещё поддерживают связь. Иногда они перелайкиваются в Facebook и Instagram, так что можно считать, что тесно общаются.

– Она даже написала мне в личку, когда до неё дошли слухи, что ты утонул. Выразила соболезнования, – сказала Зарифа.

– Хорошо. Значит, она не откажется нарисовать проникновенную обложку для последнего альбома усопшего? – поинтересовался я.

– Не знаю… – с сомнением произнесла моя сестра. – У неё вообще-то на днях выставка.

– Отлично! Давай её посетим!

– Ты же мёртвый!

– Она меня никогда не видела, – возразил я. – И общих фотографий у нас с тобой нет. Я могу представиться как Джонни.

Было видно, что Зарифе совсем не нравится моё предложение. То ли её пугала мысль об обмане, то ли ей просто не хотелось никого ни о чём просить. Подозреваю, что второе – она слишком гордая и, вероятно, не позвала бы на помощь, даже если бы висела над пропастью, уцепившись одной рукой за край.

– Может, я попробую что-нибудь сварганить? – предложила неожиданно Зарифа. Вот до какой степени ей не хотелось просить помощи у художницы!

Внимательно осмотрев сестру – тусклый цвет лица, морщины на лбу и синяки под глазами, – я ответил, что не надо лишний раз напрягаться. Кроме того, я знал в глубине души, что Зарифа вовсе не творческий человек. Лучше всего ей подошла бы роль администратора, того, кто заставляет других работать и запрещает им веселиться.