— Но я не хочу никого провоцировать на жалость.

— У тебя и не получится. Спровоцировать можно только ненависть — как, например, Ксюша Собчак. Любовь — нет. А жалость и любовь, как правило, ходят вместе. Так что ты больше никому не жалуйся — мой тебе совет. Легче тебе не станет. Просто потому, что тебя никто не захочет услышать.

— Спасибо, Влад, — уверенно произнесла Лиза. — Я рада, что не ошиблась хотя бы в тебе.

* * *

Они уже съели горячее и ждали десерт, когда у Лизы зазвонил телефон.

— Лиза, ты дома? Я буду у тебя через полчаса, — тихим голосом произнес Иван. — Можно? Или у тебя важная встреча?

— Нет, нет, я могу, конечно, как и договаривались, — почти невпопад, волнуясь, ответила Лиза.

— Тогда жду тебя на крыльце.

Лиза начала лихорадочно собираться, придумала на ходу историю про подругу, которая нуждается в экстренной помощи, потребовала срочно принести счет. Ее взволновал голос Ивана Бекетова, растерянный и какой-то детский. Но еще больше — грядущее повторение одного из самых счастливых вечеров в ее жизни. А Лиза Соболевская отлично знала — настоящее счастье никогда не повторяется. Даже если декорации и действующие лица остались прежними…

— Прощай, Лиза! Будь осторожна, — по-дружески поцеловал ее Влад. — Жаль, что так получилось. Кстати, я тут недавно выискал очень интересное высказывание Греты Гарбо. Когда ты становишься частью системы, рано или поздно система уничтожает тебя.

— Отличная реплика, Влад, в следующей статье про кинодиву обязательно ее используй, — улыбнулась Лиза и приподнялась на цыпочках, чтобы чмокнуть Князева в щеку. Она почувствовала, что от него пахнет луком. И этот запах никак не вязался с таким красивым и элегантным мужчиной, как Влад Князев.

* * *

Лиза доехала до дома неожиданно быстро, — именно в этот вечер улицы заснеженной Москвы оказались пустынны. Поэтому Лиза не удивилась, когда увидела, что на крыльце ее никто не ждет.

Лиза поднялась на лифте… и оторопела. Возле двери ее квартиры, свернувшись в комочек, лежал человек в темно-сером ватнике. Ивана Бекетова она узнала только по цвету волос.

— Вань, ты спишь? — присела она рядом с ним и провела рукой по волосам. — Ты пьяный, что ли?

— Нет, — тихо прошептал он, даже не открывая глаз. — Я не пьяный. Я умираю.

— Ну хорошо, поднимайся и пойдем умирать ко мне, там все-таки удобнее.

Иван вошел в квартиру и, не разуваясь, направился сразу в сторону дивана.

Лиза сняла в прихожей шубу, туфли и вошла в комнату. Ее взору предстала необычная картина — восходящая звезда русского кино возлежал на ее роскошном диване цвета горького шоколада в потертом ватнике. Он выглядел так, словно только что вернулся с войны.

— Вань, что случилось? — тихо спросила Лиза. — У тебя проблемы?

— Черт, Лиза, перестань говорить со мной так, как общаются с читателями-идиотами в твоем журнале! — взорвался Иван, но тут же будто сдулся, поджал под себя ноги, обутые в замызганные, стоптанные ботинки, и закрыл глаза.

— Извини, — уверенным голосом произнесла Лиза, подошла к барной стойке и включила кофе-машину. Она терпеть не могла истерик, особенно в исполнении мужчин. Впрочем, в последние годы она не встречалась с такими мужчинами, поэтому сейчас совершенно не знала, как ей реагировать. С одной стороны, ей хотелось стащить Бекетова с дивана, снять с него эту ужасную одежду, затолкать его под душ, а потом накормить и обсудить все проблемы. Но так она бы действовала, если бы перед ней был взрослый и хорошо знакомый ей мужчина. С другой стороны, хорошо знакомые ей мужчины никогда бы себе не позволили завалиться на ее бархатный диван в грязном ватнике. В общем, получался замкнутый круг.

— Вань, — присела Лиза на пол рядом с диваном. — Я так рада, что ты пришел.

— Лиза, я никому не нужен, меня никто не любит, — тихо произнес он. — Что я им сделал?

— Почему — никто? Я тебя люблю.

— Я же не виноват, что этот чертов фильм никому не нравится, — продолжал он говорить так же тихо, даже не заметив ее признания.

«Наверное, ему часто это говорят — вот он и привык», — с тоской подумала Лиза. И почувствовала себя так, как говорил Иван Бекетов — никому не нужной и никем не любимой. Он, словно подслушав ее мысли, вдруг открыл глаза, взял Лизу за руки, притянул к себе и крепко обнял. Со стороны они выглядели так, словно вернувшийся воин со страстью обнимает любимую девушку, которая верно ждала его долгие годы.

— А откуда у тебя этот ватник? Ты костюмерную ограбил, что ли? — спросила Лиза.

— Да нет, это мне ребята в общаге дали. Во-первых, холодно. А во-вторых, меня в нем никто не узнает. Моя же рожа сейчас на каждом столбе красуется.

Лиза хотела ответить, что известного человека узнают только в одном случае — когда он сам к этому стремится. Ведь очень многим глубоко плевать, звезда какого масштаба ходит рядом с ними по улицам. Но решила, что сейчас не самое подходящее время давать уроки на тему «Как быть звездой».

— Лиз, я действительно так хреново сыграл?

— Я не видела фильм.

— А, понятно, — кивнул он и выпустил ее из своих объятий. — Боишься разочароваться?

— Дурак, — засмеялась Лиза. — Мне вообще все равно, как ты играешь, что происходит с вашим фильмом, какая у него касса…

— Касса как раз отличная. Но все критики пишут, что я ужасный актер.

— А ты ждал, что все будут хвалить тебя и радоваться, что у нас появился новый гениальный актер?

Лиза даже растерялась, что кто-то именно этого может ждать от внезапно свалившейся популярности — восторга, похвал, восхищения. Ей это казалось крайней, почти детской степенью наивности. Даже идиотизмом. Но сейчас на ее диване сидел молодой человек в ватнике, под которым скрывалось самое сексуальное мужское тело из тех, которые приходилось видеть Лизе Соболевской, и пытался выяснить — почему все, как сговорившись, обливают его грязью?

— Вань, — мягко начала Лиза, стараясь не выглядеть слишком циничной. — Так устроена жизнь. Если люди о тебе говорят, то в девяти случаях из десяти они говорят гадости. Доверять можно только тем, кто по-настоящему любит тебя. Но таких людей очень-очень мало в жизни любого человека. Поэтому все мы, добившись хоть какого-то успеха, оказываемся в практически замкнутом кругу ненависти. Это — нормально. И не надо по этому поводу устраивать представлений — валяться, как бомж, на пороге моей квартиры, делать выводы, что мир рухнул. Он как стоял, так и стоять будет. И не нам его переделывать.

— Так мне что, в кино больше не сниматься? — неуверенно произнес Иван.

— Почему? Ты — актер, кино — твой бизнес…

— Ой, только вот этого не надо, — поморщился он. — На хрен мне нужен такой бизнес, от которого я не получаю никаких положительных эмоций? Да я лучше буду у отца в автомастерской машины ремонтировать — деньги зарабатывать. А по вечерам старые машины до последнего винтика разбирать, а потом снова собирать. И в гробу я видел это кино.