Однако поступившая радиограмма сильно поколебала хрупкое спокойствие Гитлера. Сообщение приходит в конце дня из Оберзальцберга, и подписано оно Герингом. Командующий люфтваффе был проинформирован о решении Гитлера дать ему возможность вести переговоры от своего имени. Вещь немыслимая в обычное время, настолько Гитлер привык все решать сам. Из этого сообщения наследник режима делает вывод, что его хозяин больше не свободен ни в своих передвижениях, ни даже в своих действиях. Он уже в руках русских? Или технически не в состоянии донести свои приказы до разных штабов германской армии?

Как бы то ни было, находясь на своем командном пункте в Баварских Альпах, он делает вывод, что Гитлер больше не в состоянии возглавлять Рейх и что он должен занять его место. Но, будучи осторожным, Геринг все же считает нужным уведомить своего хозяина о таком намерении и оставляет ему возможность подтвердить или приостановить процесс. Вот содержание радиограммы: «[…] я счел себя обязанным сообщить, что если до 22 часов не последует ответа, я буду считать, что вы предоставляете мне свободу действий. В таком случае я должен применить положения Вашего указа и принимать необходимые решения ради блага нашей нации и фатерланда».

Едва телеграмма поступила в бункер, как Борман перехватывает ее. Секретарь фюрера ликовал. Наконец-то он сможет избавиться от Геринга – того, кого многие годы считает как недееспособным, так и коррумпированным. Он появляется перед Гитлером с радиограммой в руке и кричит о перевороте, об ультиматуме, о предательстве. Он предлагает немедленно отправиться в Оберзальцберг, чтобы восстановить порядок в Рейхе и заковать Геринга в кандалы.

Борман наводит справки и узнает, что в тот день, 23 апреля, на юго-западе Берлин еще свободен, и там можно найти проход для бегства. Альберт Шпеер, рейхсминистр вооружений и боеприпасов, а также главный архитектор Рейха, является свидетелем сцены. Поначалу разглагольствования Бормана не производят никакого эффекта на Гитлера. Но тут приходит вторая радиограмма от Геринга.

Борман ликует еще больше: вот новое доказательство двуличия Геринга. «Геринг затеял измену! – заявляет он потрясенному Гитлеру. – Он уже посылает телеграммы членам правительства и извещает их о своем намерении на основании будто бы имеющихся у него полномочий сегодня в полночь занять Ваше место, мой фюрер!» Шпеер так вспоминает реакцию фюрера: «Побагровевшее лицо, выпученные глаза, казалось, Гитлер забыл о тех, кто его окружает. “Я давно об этом знал! Я знал, что Геринг совершенно разложился! Он развалил наши военно-воздушные силы! Это из-за него в нашем государстве расцвела коррупция! Ко всему прочему, он уже долгие годы не может обойтись без морфия! Я давно, давно все это знаю!”»[28]. У Геринга не будет возможности защититься. Борман берется сам составить радиограмму своему врагу:

Командующий войсками СС в Оберзальцберге одновременно получает другое сообщение от Бормана. В нем сказано, что Геринг предал, что его надо немедленно арестовать и что в случае, если в ближайшие дни Берлин падет, Геринг должен быть казнен.

Через полчаса в бункер канцелярии приходит ответ Геринга. Официально он оставляет все свои посты из-за тяжелой болезни сердца.

Берлин практически окружен. Расположенный в юго-восточном пригороде аэропорт Шёнефельд пал. Жуков и Конев форсируют наступление. От исхода этой битвы зависит их карьера. Выиграет тот, кто первым возьмет Берлин и захватит Гитлера.

Каждый час тысячи немцев гибнут под бомбежками советских войск. В основном это гражданские лица, женщины и дети, оказавшиеся в берлинской ловушке. В немецкой армии расширяют возрастной ценз для призыва на службу. Мобилизованы подростки и пенсионеры, которых тут же посылают на это апокалипсическое поле битвы.

Отказ воевать или желание сдаться русским, чтобы положить конец этой обреченной на поражение войне, означает не менее трагический финал. Группы нацистских фанатиков днем и ночью бродят по улицам Берлина в поисках «предателей», чтобы расстрелять их или повесить публично.

Надежно укрытый в своей маленькой комнате в фюрербункере, Геббельс переполнен энергией. Столица Рейха вот-вот падет, а министр пропаганды все множит свои бредовые и грозные сообщения. Он призывает всех берлинцев, здоровых или раненых, прийти и пополнить собой ряды нацистских бойцов. Те, кто колеблется, – это «сукины дети». В свою очередь, немецкое радио непрерывно распространяет такие сообщения: «Фюрер думает за вас, вы должны только выполнять приказы!» или: «Фюрер – это Германия».

Ежедневная нацистская газета «Панцер Бар» (в переводе с немецкого «Бронированный медведь», со ссылкой на медведя, историческую эмблему Берлина) 24 апреля 1945 года публикует на первой странице обращение Гитлера, которое станет его последним публичным выступлением.

«Помните:

Кто поддерживает или хотя бы просто одобряет распоряжения, ослабляющие наше упорство, тот предатель! Его надо немедленно приговорить к расстрелу или повешению».

Почти в 10 метрах под землей Гитлер и те последние из его близкого окружения, кто сохранил ему верность, даже представить себе не могут, в каком аду живут берлинцы. И не зря они не решаются выйти на поверхность. Только эсэсовцы, отвечающие за безопасность бомбоубежища и его обитателей, имеют сношение с внешним миром. Но их мнение о происходящем никто никогда не спрашивал, впрочем, и им самим даже в голову не приходит доложить об этом фюреру. Что касается попытки покинуть убежище, то даже эти закаленные воины вздрагивают при одной только мысли об этом.

С 20 апреля военное положение объявлено по всему Берлину. Рохус Миш, телефонист бункера, не скрывает своей тревоги: «Я боялся, что меня арестует гестапо, если поймает на развалинах города […] Мы с Хентшелем (его коллега по телефонной станции бункера. – Прим. авт.) были уверены, что тайная полиция убьет нас, если когда-нибудь захватит»[29].