Тэллоу, все еще неверяще покачивая головой, прошел через бар и попал в зону для курящих. Под нее отрядили бывший задний двор, просто заставив его столиками и стульями, явно купленными в том самом садовом центре в Бруклине. Ну и пару металлических ведерок для окурков водрузили. Тэллоу здесь не собирался всю ночь сидеть, но покурить до и после еды — почему бы и нет. На самом деле он бы с большим удовольствием просто покурил, а есть не стал бы, но Тэллоу по опыту знал: если не запихать в себя чего-нибудь сейчас, поутру проснешься совсем разбитым.

Погода стояла теплая. Он снял пиджак, вытащил из пачки сигарету и зажигалку и выбрал столик в дальнем конце двора. Пиджак он повесил на спинку кресла и сел, отвернувшись от забора: не хотелось упускать из виду вход — криминалисты должны были вот-вот прийти.

У сливочного эля был цвет кленового сиропа, а сверху колыхалась белая, как яблоневый цвет, пенка в дюйм толщиной. Именно такого вкуса он и ждал. Тэллоу закурил. Задумался на мгновение: ха, а ведь она теперь такого же вкуса, как тогда, когда он курил одну за другой! Но все равно он ждал от сигареты именно такого вкуса. Он чуть улыбнулся и помахал рукой, возгоняя колечки дыма к темнеющему небу. Его постепенно отпускало. Отдохни, Тэллоу. Хотя бы немного.

Потом он поискал глазами пепельницу — и нашел: старая семидюймовая пластинка, которую расплавили в кружку. А отверстие для иглы, похоже, залепили чуть ли не жвачкой для рук. Тэллоу нахмурился, разглядывая то, что осталось от диска. Зажав сигарету в губах и сощурившись от дыма, он перевернул пепельницу. Ею пластинка стала совсем недавно, но все равно — не дело так обращаться с музыкальным носителем. К тому же он не заметил царапины или вмятины, которые остаются, если пластинку вырывают из старого музыкального автомата — тогда что ж, тогда только на цветочный горшок ее остается перевести. Нет, тут кто-то просто плюнул и решил: чего тут церемониться, это всего лишь кусок винила.

Тэллоу вытащил из левого кармана брюк бумажный носовой платок, смочил его в пивной пене и осторожно протер наклейку с названием лейбла… Кто-то затушил об нее сигарету, но, отчистив бумагу, он увидел рисунок с бабочками. Бабочки и очень хорошо видная белая «К» — значит, «Крисалис». Древний какой лейбл-то… «Крисалис Рекорде» давно почили в бозе: милую маленькую бабочку скушал паук бизнеса, а его склевала птичка корпорации, которую заглотил большой транснациональный кот. Тэллоу продолжил протирать наклейку — ему очень хотелось раскрыть хотя бы эту маленькую тайну. Постепенно проявлялось все больше подранной голубоватой бумаги… Он даже выкинул в ближайшую металлическую бадью сигарету — чтобы не отвлекала. Он хотел отчистить наклейку, и он ее отчистит. Тэллоу чувствовал себя археологом на раскопе. Он полностью погрузился в работу, потихоньку отмывая салфеткой буквы — а вот и надпись над отверстием для иглы.

Тут Тэллоу обнаружил, что широко улыбается. Это оказалось «Стеклянное сердце» Блонди. Он ее уже сколько лет не слушал… Еще он припомнил, как услышал ее в первый раз, и хихикнул, потому что Дебби Харри сказала: «Да ну, нудятина какая-то».

И он припомнил это, а еще текст песни — о том, как легко потеряться в мире иллюзий и что спрятаться — негде…

Тэллоу мог поклясться, что у него нет этого альбома на СД, и решил по возвращении домой купить MP3 — чтобы почтить павшую безвинной жертвой пластинку. Он поставил пепельницу обратно на стол. Еще он понимал, что придется чертовой штукой пользоваться, сигарету в нее стряхивать, пластинку-то все равно не спасти, но все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Нельзя так с пластинками поступать. Но опять же наверняка в тот день ни у кого поблизости просто не нашлось проигрывателя — вот и все. Тэллоу держал такой дома, но о других энтузиастах под стать себе не слышал…

Правда, не так-то уж много у него и знакомых, чтобы делать такие выводы…

Тут принесли еду. Он снова посмотрел на отчищенную пластинку, улыбнулся и откусил от бургера. Вкус у него оказался даже лучше, чем Тэллоу ждал.

Прожевав пару кусков, он залез в сумку для ноутбука, что ждала своего часа, прислоненная к креслу, включил там роутер — на ощупь, он прекрасно знал обводы машинки — и вытащил планшет. Набрал в поисковой строке «табак и молитва» и, поедая бургер, получил рудиментарные сведения о том, как американские индейцы использовали табак: сайтов было несколько, и все они оказались чудовищными поделками с такими вырвиглазными цветными схемами, что веб-дизайнеров стоило отправить посидеть в камеру хотя бы на одну ночь. Оказалось, тот сумасшедший бродяга все сказал правильно насчет табака. На двух страницах в глаза бросились яркие баннеры с рекламой сайтов, помогающих бросить курить, и телефонами психологической помощи, вкупе с сообщениями, что как нерегулярное, так и регулярное курение противоречит базовым принципам культуры американских индейцев.

Тэллоу смыл вкус бургера глотком эля, сказал себе, что он — не индеец, а значит, ему можно, и непринужденно прикурил вторую сигарету. Где-то на середине бургера организм наконец решил, что он все-таки голоден, и потому сейчас детектив чувствовал себя сытым и довольным млекопитающим.

Тэллоу откинул голову и выпустил дым навстречу серебряному полумесяцу в вечернем небе. Дул легкий ветерок, в высоте кувыркались два голубя. Он расслабился.

И тут его посетило безошибочное, как предчувствие рвотного позыва, ощущение: «О Господи, да я сейчас расплачусь».

Тэллоу мгновенно распрямился в кресле, упершись взглядом в пространство — глаза широко раскрыты, дыхание сбитое и неровное, подбородок сморщен, губы перекошены. Ног он не чувствовал. Он сидел и смотрел, как дрожит его правая рука с зажатой в пальцах сигаретой, а голова не может призвать ее к порядку. Тогда он вцепился в правую ладонь левой, настолько сильно, что через полминуты почувствовал, как впиваются в кожу полумесяцы ногтей. Так. Надо собраться. Все внутренние ресурсы — в бой! Нужно запихать вот это все обратно в жуткую жадную дыру в груди.

Сигарета почти дотлела, когда он смог сказать: мы победили. А чем сильнее он подавлял в себе это, тем злее становился. Он ведь отпустил себя всего-то на сколько — на минуту? Просто хотел расслабиться, чтобы потом спокойно подвести итоги дня. И на чем и на ком теперь сорвать злость? Кого обвинить в том, что он и на минуту не может расслабиться? Сразу — вдрызг. Он всего минуту попытался жить как нормальный человек, и вот, он уже готов завыть, как…

…как жертва психологической травмы.

— Нет, — сказал Тэллоу и затушил сигарету в пепельнице — прямо на посеревшую жвачку в отверстии для иглы.

— Что нет? — спросил Бэт.

— Ничего. Просто вслух размышлял. Спасибо, что пришли.

Перед ним стояли Бэт и Скарли. Он не видел, как они появились, и это тоже бесило, хотя с чего бы?.. Скарли держала пинту стаута, Бэт — высокий стакан с водой со льдом. Среди кусочков льда жалко бултыхалась долька вялого лайма, а может, усохшего лимона. Тэллоу жестом пригласил их садиться.

— Ты сюда постоянно ходишь? — спросила Скарли.

— Ну да, — кивнул Тэллоу. — Два или три раза в неделю, все последние годы. А что?