class="p1">Все тут же посмотрели на окна. С неба действительно сыпал мягкий и пушистый снег. Крупные снежинки плавно танцевали на ветру, поблёскивая в лучах солнца.

– Обычно когда рождаются Регентропфы идёт дождь, – заметил Генрих. – Говорили даже, что в былые времена по этому дождю предсказывали судьбу родившегося. А сейчас вдруг падает снег.

– Возможно, ваш сын станет необыкновенным человеком, – предположила Магда.

– Возможно. Или его ждёт необычная судьба. Я назову малыша Густав. Так звали первого Регентропфа, родоначальника нашей фамилии. Пусть и этот Густав фон Регентропф откроет новую дорогу для наших потомков.

– А как Патриция? – поинтересовался Генрих у графини.

– С ней всё хорошо. Она сейчас спит.

– Так крепко, что не слышит сына?

– Я дал ей сильное снотворное, – пояснил стоявший в стороне лекарь Гойербарг. – Ваша супруга потеряла много сил, перенесла много боли и очень устала. Несколько дней ей придётся провести в постели.

– Но угрозы для её жизни нет?

– Нет. Хотя мучения её в последние месяцы, а особенно часы, были велики. Даже и не знаю, как ей удалось найти в себе столько сил, чтоб пережить их.

– Да, Патриция настоящая героиня, – согласился Генрих.

– Просто она очень любит вас, ландграф, – проговорила Магда Бренденбруг. – Даже больше жизни. И родив вам сына, она ещё раз доказала силу любви своей.

Генрих отдал младенца Магде и подошёл к кровати, где спала Патриция. Да, наверное, Магда была права, а значит, Генрих недооценивал свою супругу. Всматриваясь в её бледное лицо, он вспомнил многие обиды, которые нанёс ей, равнодушие, измену, и сейчас ему было стыдно перед Патрицией за такое отношение к ней. Но больше этого не повторится. Он же пообещал Богу, что больше не причинит жене боль, и обещание это сдержит обязательно.

– Патриция скоро поправится? – спросил Генрих у лекаря.

– При хорошем уходе, думаю, ландграфиня быстро вернёт себе силы. Вот только детей она вам больше не сможет подарить.

– Почему?

– Рождение сына забрало у неё все силы, и их не осталось для других детей. Для иных женщин это, возможно, плохой диагноз, но для ландграфини, которой роды приносят такие страдания, это большое облегчение.

– Да, наверное, вы правы. А как мой сын? Здоров?

– Я, конечно, ещё осмотрю его, но уверен, что серьёзных проблем у его здоровья нет.

– Почему же он не сразу заплакал?

Питер Гойербарг лишь пожал плечами. Он не любил вдаваться в подробности неприятных моментов его деятельности.

– Приход мальчика в эту жизнь оказался труден, – уклончиво ответил лекарь. – Но я помог ему, и теперь всё будет хорошо.

Генрих приблизился к Гойербаргу и положил руку ему на плечо.

– Спасибо вам, гер Питер, – с порывом благодарил Генрих. – Вы спасли жизнь моему сыну, вы помогли Патриции. Я преклоняюсь перед вашим мастерством врачевания, и, поверьте, моя благодарность за ваш труд безгранична. Просите у меня какой угодно награды, любое ваше желание будет исполнено.

Но лекарь Гойербарг не был корыстным человеком. Он лечил больных ради их здоровья, он занимался врачеванием, чтобы облегчать страдание людей.

– Ваша благодарность и доверие, ландграф, для меня уже большая награда, – с поклоном проговорил он.

– Нет-нет, – тут же осёк его Генрих, – прошу вас не скромничать, гер Питер, и обязательно потребовать вознаграждения. Я знаю, у вас тоже растёт сын Урих, может что-нибудь я для него смогу сделать?

– Поверьте, ландграф, у меня есть всё. Единственное, чего я желаю сейчас, так это удалиться в свою комнату и отдохнуть.

– Хорошо. Я не буду настаивать. И вы действительно нуждаетесь в отдыхе. Но прошу помнить, что сегодняшний труд ваш остался не оплачен по достоинству, и как только вам что-либо понадобится, смело это спрашивайте с меня. Вы знаете, я своих обещаний на ветер не бросаю.

– Спасибо, ландграф, – снова поклонился Гойербарг. – Я буду помнить о вашем обещании.

Генрих повернулся к служанкам и распорядился:

– Приготовьте для лекаря ванну и свежее бельё.

Несколько девушек поспешили исполнить приказание господина и выбежали из комнаты.

– Идите отдыхать, мой друг, – вновь обратился Генрих к Гойербаргу, провожая его до двери.

– Вам тоже надо отдохнуть, ландграф. Вы много нервничали, переживали, дайте теперь успокоиться вашему сердцу.

Но Генрих в ответ послал озабоченный взгляд на всё ещё беспокойно плачущего младенца на руках своей бабушки.

– Не волнуйтесь, – сказал на это лекарь. – Здесь останутся графиня Бренденбруг, служанки. Я им дал указания, они всё сделают, как надо. А когда ландграфиня проснётся, они нас позовут.

– Непременно позовём, – заверила графиня Бренденбруг.

Генрих согласно покивал головой и вышел вместе с лекарем Гойербаргом из покоев супруги.

Патриция тоскливо смотрела в окно на серый февральский пейзаж. Снег местами растаял, оставив после себя мутные лужи и чёрную грязь на дороге. Сквозь тяжёлые тучи, залепившие небо, с трудом пробивалось бледное солнце. В углу комнаты сидела Ханна и, вышивая платок для молодой графини, напевала печальную песню о двух расставшихся влюблённых. Тоскливо, серо и скучно.

Дверь в покои отворилась и вошла Магда Бренденбруг.

– Я не потревожу тебя, Патриция? – спросила она.

– Ну, что вы, мама, – повернувшись, улыбнулась любящая дочь. – Я даже рада, что вы пришли, а то мне совсем грустно.

Подтвердив своё настроение печальным вздохом, Патриция отошла от окна и присела к столику, на котором стояла корзиночка с рукоделием Ханны. Магда придвинула стул и села недалеко от дочери. А Ханна, не прерывая своего занятия, допела песню и, чуть передохнув, затянула новую, с не менее печальным сюжетом.

– Всё скучаешь по Генриху? – поинтересовалась Магда у дочери.

– Да, – тяжко вздохнула Патриция. – Уже месяц, как он уехал в Регенсбург. И ни весточки от него. А ведь он обещал не задерживаться.

– Видимо, король Фридрих его отпускать не желает. Ты же знаешь, как он ценит Генриха, прислушивается к советам его.

– Он прислушивается к звону его монет, а не к советам.

– Неужели считаешь, что ландграфа Регентропфа больше не за что ценить?

– В наше время размер уважения определяется количеством золота.

Магда Бренденбруг лишь раздражённо махнула рукой на это замечание. Она знала, что Патриция недолюбливала короля, а значит, и обсуждать его с ней бесполезно.

– Ты бы лучше заняла себя каким-нибудь делом, отвлеклась бы от серых мыслей, – посоветовала Магда. – Где малыш Густав?

– В детской с Маргарет. Астрид недавно уложила детей спать.

– Ты с Генрихом ещё не говорила о Густаве? О том, что именно он и есть настоящий законный наследник?

– Нет ещё. Сейчас в семье моей такая идиллия, что я боюсь её нарушить. Надеюсь, Генрих и сам всё прекрасно понимает.

– Надеюсь. Но он слишком упрямый.

– Это точно, – согласилась Патриция. – Только я ему напомню, что он