Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда с объездной прискакали за подмогой, Тоха ринулся в бой в числе первых. При помощи еще одного бойца сумел справиться с Джеком. Пока вязал бывшему приятелю руки, тот насмешливо бросил:
– Зря пыхтишь, братишка! Сестренки-то тебе не видать.
Больше Джек ничего сказать не успел, потому что разъяренный Тоха набросился на него – еле оттащили, – а потом их, вместе с Олесей и Гарри, уволокли к Толяну.
Избивали на совесть, требуя информации про «лекарство». Но, по рассказам наблюдателей, Джек над допрашивающими, когда ему позволяли говорить, откровенно издевался, а Гарри каменно молчал, не проронив ни слова.
Олесю, убоявшись гнева Германа, не трогали. Да и парней, выпустив пар и убедившись, что побоями ничего не вытрясти, мучить «по-взрослому» Толян запретил. Он уже знал, что Кирилл жив, двое из засады на объездной уцелели и в один голос твердили, что удирающего верхом, за спиной у «докторши» бункерного видели. Уронить его с лошади выстрелом не сумели. Кинулись в погоню – не догнали.
Толян нерадивых догоняльщиков со злости пострелял. А пленных мутантов велел оставить в покое, покуда насмерть не зашибли, и стал ждать Германа. Долго томиться командир Толяна не заставил. Что было дальше, Кирилл знал.
«Чего ты от меня хочешь?» – быстро набрал на клавиатуре он.
Шлепнул по столу костяшкой домино:
– А мы – вот так!
Они с Тохой сидели на кухне у Кирилла. Стелла спала прямо за столом. К визиту казанского Кирилл подготовился, полночи в лаборатории мастерил снотворное. Проснувшись, Стелла будет думать, что задремала всего на минуту. Мысль про компьютер для обмена информацией и игру в домино в качестве маскировки пришла в голову еще в камере.
Тоха, в отличие от Кирилла, печатал медленно. Хорошо, что вообще оказался грамотным.
«Штоб ты ксвоим ушол», – пропыхтев над клавиатурой не менее трех минут и утирая со лба пот, сообщил он.
Интересно…
– Рыба! – вспомнил о маскировке Тоха, ударяя по столу костяшкой. – Чё, бункерный, еще сыграем?
Он больше не отводил взгляд, как когда-то в походе, в то время Кирилл приписывал это стеснительности, и даже, дурак, сочувствовал Тохе. Светлые адаптские глаза, правый – из-под изуродованного шрамом века, – смотрели твердо и уверенно.
«С чего вдруг такое участие?»
«Ты мне нош тогда аставил и верку личил а толян если незделаиш ликарсво тибя грохнит»
Эта длинная фраза заняла еще больше времени. Закончив, Тоха подумал, строго посмотрел на Кирилла и припечатал к написанному три восклицательных знака.
***
Про то, как они встретились с Верой, Тохе рассказала Олеся. Подлецу-красавчику Тоха не доверял, а вот нюхачка, по его наблюдениям, врать не умела.
Пленных, поджидая Германа, держали в камере. Если верить слухам, сбежать из знаменитой тюрьмы, за всю историю ее существования, не удавалось никому, и сторожа особо не парились. За бутыль самогона позволили Тохе – не заходя, через окошко в двери, – побеседовать.
Тоха опасался, что Олеся откажется разговаривать, но нюхачка, подчинившись приказу Джека – «Говори-говори, – мстительно проворчал тот, – чтоб этому козлу помирать не скучно было», – рассказала все.
Как Верка выследила отряд и убила Сашку. Как пошла вместе с ними проводницей. Как бункерный лечил Верку, заступался за нее. Как уговорил Сталкера забрать девушку с собой. Как они встретили «вояк», и сестру убило осколком гранаты.
«В Омске пацан есть, Васька, – без выражения закончила Олеся. – Он нашим помогал ее хоронить. Нас с Жекой увезли, я ранена была, а он остался. Может, даже место вспомнит, где закопали». Она замолчала.
«Васька-то, может, и вспомнит, – донесся до Тохи насмешливый голос, – только, чует мое сердце, рассказывать будет некому! Теперь уж этот гад Толяну на хер не упал. Небось, руки об него марать и то не захочет, траванет, как крысу, и всех делов… Слышь, урод?!»
Но Тоха уже отошел от двери.
Ноги едва держали, и шагал он через силу. Куда угодно, только подальше от чужих глаз.
Забрел в нежилой переулок, опустился на корточки, привалившись к стене. Откинул голову назад, ударился о кирпичную кладку. Не помогло. Кулаком по стене врезал – тоже не помогло.
Верки больше нет. Нет!!!
Четыре месяца прошло с тех пор, как ее похоронили. Где-то, в тысяче километров отсюда. Рядом с неведомым гарнизоном.
Нюхачка не обманула, Тоха знал. И все обещания Толяна вернуть сестру «после дождей, когда дорога встанет», – пустой звук. Как можно вернуть ту, которой больше нет?! И бежать отсюда, получается, некуда и незачем. После того, что он сделал – предал сначала Сталкера, всеобщего благодетеля, а потом Женьку, известного добряка и лучшего охотника, от Талицы до Нижнего, – Тоху люто ненавидели везде, в любом цивильном поселке сочли бы за счастье расстрелять.
И ни одна стая Диких его не примет. Корявый тогда, в обмен на Женька́, пустил перекантоваться, но потом велел «валить во Владимир и больше не отсвечивать». Пахан до сих пор был зол, из-за взрыва на отмели. Не убил только потому, что опасался гнева Толяна. Среди Диких прошел слух, что Тоха «беду притягивает», с такой репутацией ни в одну стаю соваться не стоило.
Тоха выл, привалившись к стене. Не как волки, что ждали его когда-то под деревом – те с нетерпением выли, с надеждой. А ему одного хотелось – сдохнуть. Закрыть глаза и никогда больше в этот мир не возвращаться.
Не сдох. Как-то жил потом, зачем-то. Ел, спал. Была возможность – напивался. Толян его на слом работать пристроил, чтобы попусту груши не околачивал. Весть о том, что Герман привез во Владимир оглушенного бункерного, Тоха выслушал равнодушно.
Ну, привез. Жив пацан – хорошо. Он ему зла-то никогда не желал, он Верку спасти хотел. И сталкеровских бойцов теперь на волю отпустят. А то, что очкарик до свободы не дожил, так это они сами виноваты, Толян предупреждал, что будет, если сбежать попытаются.
Через неделю диктатор вызвал Тоху к себе.
– Вы же с бункерным, вроде, кореши были, – напомнил он. – Давай-ка, навести паца…
– Нет! – вырвалось у Тохи. Громко, быстро, он и дослушать Толяна не успел.
Диктатор подозрительно нахмурился:
– Почему это?
Тоха опомнился, взял себя в руки. Скорчил унылую рожу.
– Да что толку, к нему ходить? Он со мной здороваться-то не станет, сразу по морде двинет.
Тоха знал, что двоих из засады на дальняке убил бункерный. И еще одного тяжело ранил. В том, что за эти месяцы боевые навыки хилого когда-то «пацанчика» вполне могли сравняться с его собственными, не сомневался. Но останавливало не это.
Правду Тоха не сказал бы Толяну даже под пытками. Правда заключалась в том, что ему отчаянно не хотелось встречаться глазами с Кириллом. Ни за что и никогда!