Рекрутам деваться было некуда, потому что Таргус считал латынь лучшим средством коммуникации на поле боя. Она проще и без проклятых артиклей, которые он до сих пор иногда путал.

– Но сегодня пришло письмо от датского ублюдка, – продолжил Карл Фридрих. – Он выражает обеспокоенность наращиванием нашей военной мощи. Я написал, что не лезу в его дела, поэтому жду от него того же.

– Правильная тактика, – похвалил его Таргус, заметивший, что один из рекрутов шагает не в ногу. – Эй, как там тебя, Биш! Посмотри туда! В третьей колонне, в пятом ряду! Десять плетей ему! Это показательный марш, вы, проклятые ублюдки!!!

Швейцарец кивнул Таргусу и дал команду на остановку маршировки. Далее он вытащил из строя покорно ждущего своей участи рекрута и потащил его к колоде для наказаний.

Аккуратно раздевшись, рекрут покорно лёг на колоду, а швейцарец Биш приготовил плеть.

– Какого хрена они стоят лицом в сторону?! – воскликнул Таргус, а затем продолжил на латыни. – Нале-во! Внимание на одиннадцать часов!

Рекруты синхронно повернули головы в сторону колоды с наказанным и замерли.

Хлёсткий удар.

Ещё один.

Провинившийся рекрут держал рот закрытым, лишь кривя лицо в муках. Им запрещено кричать.

Удар.

– Завтра я еду в промзону, – поделился Таргус планами, равнодушно глядя на экзекуцию. – Буду отсутствовать до вечера.

Удар.

– А зачем ты возводишь там стены и башни? – поинтересовался герцог Карл Фридрих, едва заметно вздрагивающий при каждом ударе плети по телу рекрута.

Удар.

– Мы должны хранить наши секреты, – ответил Таргус. – Если кто-то прознает про наш способ изготовления пушек и пуль, мы потеряем преимущество.

Удар.

– Фридрих присылал гонца, – герцог отвернулся и посмотрел на багровое заходящее солнце. – Прибудет в течение двух недель.

Удар.

– М-хм, – кивнул Таргус.

Удар.

– За три дня до отправки гонца погибло три заказанных тобою человека, – продолжил герцог. – Это ведь не сильно повлияет на твои планы?

Удар.

– Досадно, конечно, – вздохнул Таргус. – Но я даже не надеялся, что ему удастся полностью выполнить заказ.

Удар. Биш приказал двоим рекрутам отнести наказанного в лазарет. Быстро принесли носилки, погрузили рекрута с изуродованной плетью спиной и побежали в отдельное здание лазарета, где трудятся школяры медицинского факультета Кильского университета. В серьёзных случаях толку от них мало, но с кровоточащими ранами они разбираются весьма ловко, особенно после того, как Таргус навязал им санитарию и обязательное мытьё рук. Поэтому смертность даже серьёзно наказываемых плетью рекрутов была очень низка, чего нельзя сказать о других армиях, где о солдатах заботились не слишком уж сильно.

– Две недели, говоришь? – Таргус задумчиво посмотрел вдаль. – Нормально.

//Герцогство Гольштейн-Готторп, город Киль, 22 января 1733 года//

– Как это понимать? – спокойно спросил Таргус.

– Это единственная уцелевшая, – так же спокойно ответил Фридрих.

– Ты понимаешь, что вся эта операция затевалась для того, чтобы привезти сюда не менее десяти освобождённых рабов, говорящих и пишущих на латыни? – задал следующий вопрос Таргус.

– Зима на улице, – ответил Фридрих, пожав плечами. – Холодно, к тому же, половину пришлось бросить, потому что их поразила какая-то инфекция. Они, скорее всего, уже мертвы.

– Если бросать людей посреди леса, они обычно умирают, – саркастически произнёс Таргус. – Кто она такая?

– Санжар Али-паша говорил, что она гречанка из-под Смирны, – ответил Фридрих. – Но я её не понимаю. Говорит на греческом и на латыни.

Таргус внимательно осмотрел своего будущего помощника.

Это была явная карлица, на вид ей лет четырнадцать-пятнадцать, но может быть больше.

«А мне ведь нужен был человек, которого будут воспринимать серьёзно»… – подумал он, глядя на потупившую взгляд карлицу.

– Как тебя зовут? – спросил Таргус на латыни.

– Зозим, господин, – поклонилась карлица.

Волосы её кудрявые, каштанового цвета, глаза зелёные, кожа смугловатая, что характерно для жителей Малой Азии, рост где-то метр с копейками, около 105–107 сантиметров. Голова выделяется тем, что непропорционально больше, чем у обычных людей, но плечи широкие, она очень худа, это сказались тяготы долгого путешествия по зимней Европе, но если она сумела дойти до Гольштейн-Готторпа, значит, она лишена тех недостатков, свойственных многим карликам. Например, Таргус слышал когда-то давно, что если карлик упадёт в метровой глубины снег, то уже не выберется обратно самостоятельно. Это для него смертный приговор.

Овальное лицо этой карлицы было буквально обезображено интеллектом, что видно по глазам, возможно, она намного умнее, чем стоящий тут Фридрих. Только вот рабыня она, что в очередной раз доказывает, что ум – это не доминирующее конкурентное преимущество, тотальное значение имеют стартовые условия.

Нос у неё маленький, рот относительно лица очень большой, скулы не выражены, в целом это классическая гречанка, коих Таргус в прошлой жизни много повидал, только размеры её в диапазоне «компакт».

– Выжившая? – Таргус рассмеялся. – Ха-ха!

Зозим, при переводе с греческого, означает «выжившая». Это было очень иронично ввиду того, что она единственная осталась в живых из всего числа подобранных для Таргуса людей.

– Откуда ты, Зозим? – продолжил опрос Таргус.

– Из Смирны, господин, – ответила Зозим. – Но родилась на Крите.

Её не удивляло, что ребёнок такого возраста может так чисто изъясняться на латыни. В жизни бывает всякое, она знает это как никто другой. Она сама яркий пример этого.

– Писать на латыни умеешь? – последовал следующий вопрос Таргуса, а затем подвинул по своему письменному столику лист бумаги и перо с чернилами. – Напиши мне… Напиши следующее: Я, Зозим из Смирны, далее Работник, торжественно клянусь честно и достойно работать на Таргуса Силенция Виридиана, далее Работодателя, в течение следующих сорока лет за фиксированную ежемесячную ставку в два рейхсталера в месяц.

Зозим ничему не удивилась, уверенно взялась за перо и написала всё озвученное. Таргус принял лист, который она со знанием дела осыпала песком и начал читать.

– Ты ж смотри! – удивился Таргус. – Только не Viridan, а Viridian.

Фридрих молча смотрел на происходящее и делал вид, что его здесь как бы нет.

– Простите, господин! – упала на колени Зозим.