– Спасибо, – пробормотала я.

– На здоровье! Ваш случай довольно простой, совершенно не похож на то, с чем мы здесь обычно работаем. Как ученый я очень разочарован – вы похитили у меня лавры того, кто спас больного этим атипичным вирусом. Но как врач я очень рад и торжественно сообщаю – вы заражены вирусом, но самым обычным, вирусом гриппа группы А. Понятия не имею, где вы умудрились подхватить его летом…

Меликсетян мне нравился – мировой дядька, я сталкивалась с такими во время службы в «Сигме». Он может быть очень жестким, если надо, – никаких иллюзий на этот счет я не питаю. Скорее всего, госпиталь находился в ведении ФСБ, а добрый профессор носил погоны под белым халатом. Если бы он получил приказ изолировать меня до конца моих дней, то выполнил бы его, ни на мгновение не задумавшись. Но сейчас я была для него безопасна, и он мог позволить себе добрую усмешку, юмор и прочее…

– Еще раз спасибо за все, что вы для меня сделали! – искренне поблагодарила я профессора. – А когда я могу покинуть ваш госпиталь?

– Сразу видно профессионала! – усмехнулся Амбарцум Аветисович. – Все вы такие – только из реанимации – и сразу вам подавай новое задание. Кстати, настоятельно рекомендую проверить левое колено – у вас там старая травма.

– У меня много старых травм, – честно ответила я, – а за совет спасибо. Так когда я могу отправиться домой? У меня там незаконченное дело.

– Ну, до завтра я вас точно не отпущу, а там как начальство распорядится. Посмотрим по вашему самочувствию. Не выбрасывать же вас на улицу, раз уж наши надежды с вирусом не оправдались? – пошутил Меликсетян.

– Мне нужно позвонить! – вскинулась я. – Могу я получить свой телефон?

Профессор приятно улыбнулся и отрицательно покачал головой:

– Боюсь, что не можете. С вашими вещами пока работает группа специалистов – не забывайте, что у вас подозревали смертельное заболевание, опасное для окружающих!

Я знала, что должна позвонить тете Миле. Знала, что придется сообщить ей о гибели Кузена. Мне так хотелось оттянуть этот момент! Но это было невозможно. Ведь она с ума сходит от беспокойства, гадая, куда подевался дорогой племянник!

– Амбарцум Аветисович! Мне очень нужно позвонить. Ничего такого, просто я должна сообщить своей старенькой родственнице очень плохую новость.

– Неужели вы думаете, что у нас работают дилетанты? Вашу родственницу известили восемнадцать часов назад, – мягко проговорил профессор. – Так что лежите и ни о чем не волнуйтесь. Хотите, я сделаю вам укол?

– Да не нужен мне никакой укол, – грустно сказала я. – И без него усну.

– Завтра мы переведем вас в обычную палату. В этих предосторожностях больше нет смысла. Скажу вам честно – я очень рад, что мы ошиблись.

И профессор вышел. Вместо него явилась медсестра и поставила новую капельницу. Я закрыла глаза и провалилась в сон без сновидений.

Госпиталь я покинула только спустя четыре дня. Наутро меня перевели в обычную палату – обычную, если не считать того, что она была очень комфортабельной и одноместной. И вдобавок изолированной от внешнего мира. Еду мне приносили прямо туда, и я не видела никого из больных или персонала, не считая профессора и той медсестры. Вероятно, уровень секретности в этом госпитале был не ниже, чем в военной части. По крайней мере, телефон мне до выписки так и не вернули.

Утром пятого дня Меликсетян в последний раз осмотрел меня и объявил, что я здорова. Профессор посоветовал какое-то время беречься, не переохлаждаться и вообще последить за своим здоровьем, а так все в порядке. Мы простились, и я покинула госпиталь, так и не увидев его снаружи. Машина с молчаливым шофером за рулем отвезла меня до подъезда дома и укатила. Я вошла в съемную квартиру, с которой мне вскоре предстояло расстаться – ведь теперь в ней не было нужды. Сегодня я вернусь домой.

Я сняла телефонную трубку и набрала наш домашний номер. Раз за разом слушая длинные гудки, я чувствовала, как начинает колотиться сердце. Ничего не понимаю, где же Мила? Неужели она отправилась на прогулку или по делам?

«Сними трубку!» – повторяла я про себя как заклинание, но к телефону никто так и не подошел. Тетин мобильный тоже молчал.

Я сбежала по лестнице, не дожидаясь лифта, перебежала дорогу, заскочила в наш подъезд и телепортировалась на восьмой этаж. Позвонила в знакомую дверь, но никто не ответил. Я выхватила ключи из кармана, и тут загремела дверь напротив. Соседка Мария Семеновна высунула любопытный нос и спросила:

– Где же ты была, Женя?

Я почувствовала, как ноги у меня подкосились.

– Что с Милой? – резко спросила я.

Марья Семеновна обиженно шмыгнула носом – похоже, она настроилась на долгое драматическое представление, но посмотрела мне в лицо – и сразу передумала.

– Она в шестой горбольнице! У твоей тети был сердечный приступ, ее «Скорая» увезла. А что, Женечка, правда, вашего родственника застрелили?

– Правда, – утолила я любопытство соседки и отправилась в шестую горбольницу. У меня не было сил тащиться туда на общественном транспорте, поэтому я вывела из гаража свой «Фольксваген». Лучше уж стоять в пробках, чем ловить вирусы в автобусах…

Тетя Мила выглядела лучше, чем я ожидала. Она искренне обрадовалась мне. Я выложила на тумбочку купленные по дороге детективы и пакет с апельсинами.

– О, Эд Макбейн! Обожаю! – воскликнула Мила, увидев детективы, совсем как в старые добрые времена. На секунду мне показалось, что ничего не было, что появление Кузена привиделось нам в страшном сне.

Но тут лицо Милы дрогнуло, на подушку капнула слеза.

– Скажи, Женечка, его правда застрелили? – спросила тетя тихим дрожащим голосом.

Я молча кивнула. Подробностей Миле лучше не знать…

– Мне сказали, что он не тот, за кого себя выдавал. То есть не сын Сережи, – голос тети звучал совсем жалко. – Но кто же он такой? И что ему было нужно?

– Не плачь! – попыталась я утешить Милу. – Он был мелкий бандит из Нью-Йорка. А что ему было нужно, я обязательно выясню. Он умер мгновенно, даже не успел понять, что случилось.

– Но… Но зачем ему понадобилось выдавать себя за сына Сережи?

Именно этот вопрос я раз за разом задавала себе все эти дни, во время вынужденного безделья в госпитале. И надо признать, что у меня появились кое-какие ответы.

– Вероятно, его интересовал кто-то из твоих знакомых. У тебя ведь их так много… Вспомни, пожалуйста, кем именно он интересовался? О ком задавал вопросы?

Я никак не могла заставить себя произнести имя Кузена. Тетушка тоже старательно этого избегала.

– Ну, даже не знаю! – задумчиво проговорила Мила. – Он много о ком спрашивал. Проявлял такой искренний интерес к каждому, о ком заходила речь. Признаюсь, меня это немного удивило. Молодые ведь не очень интересуются чужими делами, предпочитают жить своей жизнью, а не слушать про чужую.