Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Хотя процесс дыхания включает в себя как анатомию, так и физиологию, ни одна из этих отраслей науки не удосужилась провести его глубокое исследование, – писал Стаф. – Дыхание было неизвестной территорией, ждавшей, пока ее изучат и нанесут на карты».
Стаф рисовал свою карту на протяжении половины столетия, которую он провел в непрерывных трудах. Но, когда он умер, карта была утеряна. Покинув клинику, он забрал с собой и свой метод лечения.
* * *
Проведя два часа на сеансе по координации дыхания, я вышел из кабинета Мартин и отправился на поезде в международный аэропорт Ньюарка. Пока мы проезжали мимо болот и преодолевали реку Пассаик, я анализировал методы лечения, которые применяются в настоящее время для лечения почти 4 миллионов американцев, больных эмфиземой. В их числе бронходилататоры, стероиды, антибиотики, кислород и оперативные методы, комплекс реабилитационных мер, в которые входят в числе прочего отказ от курения, физические упражнения, правильное питание, дыхательные упражнения.
И ни одного упоминания о Стафе, или о диафрагме как «втором сердце», или о методике полного выдоха. Никто не говорит об увеличении объема легких и правильном дыхании, которые способны обратить вспять болезнь и продлить жизнь. Эмфизема по-прежнему считается неизлечимым заболеванием.
«Не мог бы ты подать мне оксиметр?» – просит Ольсон, сидящий напротив меня за столом в гостиной. Дело происходит вечером пятого дня фазы восстановления. Все последние 30 минут мы измеряли у себя уровень рН, содержание газов в крови, частоту пульса и другие важные параметры. Эту процедуру мы повторяем вот уже в сорок пятый раз за последние две недели.
Хотя мы с Ольсоном чувствуем огромные изменения, которые происходят в нас с переходом на носовое дыхание, монотонность бытия начинает сводить с ума. В определенное время мы едим ту же еду, что и десять дней назад, потеем на велотренажерах в том же спортивном зале и ведем одни и те же разговоры. Сегодня мы обсуждаем любимую тему Ольсона, которой он занимается все последние десять лет. Это значит, что мы уже в который раз рассуждаем про углекислый газ.
Мне сейчас неловко в этом признаваться, но когда я в первый раз брал интервью у Ольсона более года назад, он не казался мне заслуживающим доверия источником. В ходе наших бесед по скайпу он постоянно подчеркивал важность медленного дыхания и посылал мне множество диаграмм и ссылок на научные труды, доказывающие, что неторопливое дыхание успокаивает тело и мысли. Все это не вызывало сомнения.
Но когда он начал говорить про восстанавливающие свойства газа, который мы считаем ядовитым, это вызвало у меня удивление. «Я действительно считаю, что двуокись углерода для нас более важна, чем кислород», – заявил он мне.
Ольсон утверждал, что в наших телах содержится в 100 раз больше углекислого газа, чем кислорода (и это правда) и что большинству из нас следовало бы иметь его побольше (тоже правда). Он сказал, что причиной расцвета жизни во время «кембрийского взрыва» 500 миллионов лет назад был не столько кислород, сколько огромное количество углекислого газа в атмосфере. По его словам, люди, повышая содержание этого токсичного газа в своем организме, могут обострить ум, сжечь лишний жир, а в некоторых случаях и излечиться от болезней.
Спустя некоторое время я заподозрил, что у Ольсона не все дома и что он, мягко говоря, сильно преувеличивает. Я начал считать, что наши долгие беседы – это пустая трата времени.
Ведь двуокись углерода – это отход, образующийся в ходе жизнедеятельности. Он образуется при сжигании дерева и при гниении фруктов. Тренер в секции бокса, которую я посещал, постоянно твердил ученикам, что они должны «глубоко дышать, чтобы выгнать весь углекислый газ из организма». И все считали, что это хороший совет. А сегодня мы чуть ли не каждый день читаем в новостях, что Земля разогревается, потому что в атмосфере скопилось слишком много двуокиси углерода. Гибнут животные, которых убивает этот газ.
Ольсон же доказывал совершенно обратное. Он настаивал, что двуокись углерода полезна, и предостерегал: избыток кислорода в организме может принести больше вреда, чем пользы. «Быстрое и глубокое дыхание – это худший совет, который я могу тебе дать, – говорил он. – Такой способ дыхания вреден, потому что вымывает из организма тот самый углекислый газ».
Эти беседы продолжались несколько месяцев и в конце концов настолько заинтриговали и сбили меня с толку, что я решил слетать в Швецию и провести несколько дней с Ольсоном, чтобы узнать побольше о самом недооцененном газе во вселенной.
* * *
В середине ноября я прилетел в Стокгольм и сел в поезд, который привез меня в промышленное предместье. Сквозь окна гостиничного фойе пробивались косые лучи солнечного света. На небе скапливались угрожающего вида облака, и все вокруг дышало надвигающейся долгой зимой.
Ольсон появился минута в минуту, сел напротив меня и поставил на стол стакан с водой. На нем были линялые джинсы, белые теннисные туфли и отглаженная белая рубашка. На лице у него было написано спокойствие, которое можно увидеть у обезьян, амишей, да и вообще у всех, кто проводит много времени в своем внутреннем мире. Для его речи была характерна мягкость и свойственная всем скандинавам безупречность английского языка без всяких «э-э-э» и запинок.
«Меня ожидал такой же конец, как и моего отца», – сказал Ольсон, водя пальцем по запотевшему стакану. Его отец испытывал хронический стресс, всегда усиленно дышал, из-за чего имел высокое давление и легочное заболевание. Он умер в 68 лет с дыхательной трубкой в горле. «Я знал многих людей, которые умерли по тем же причинам», – сказал Ольсон. Он решил набраться знаний, чтобы быть готовым к тому, что еще может случиться с ним и его семьей.
После долгого трудового дня в компании, занимавшейся программным обеспечением, он шел домой и садился за медицинскую литературу. Он беседовал с врачами, хирургами, тренерами, учеными. В конце концов он продал свой бизнес, избавился от дорогих машин и большого дома, развелся и снял небольшую квартирку. Там он провел шесть лет, нигде не работая. Сидя в одиночестве, он пытался разгадать тайны здоровья, медицины и особенно дыхания и роли двуокиси углерода в организме. «У йогов есть книги о пране, а кроме того, существует богатая медицинская литература, посвященная патологиям, содержанию газов в крови, болезням и искусственной вентиляции легких».
Короче говоря, Ольсон пришел к тому же, что и я, но на несколько лет раньше. Он понял, что существует расхождение между теоретическими знаниями о дыхании и той практической ролью, которую оно играет в нашем теле. Он обнаружил, что ученые уже достаточно хорошо выяснили причины возникновения проблем с дыханием, но уделяли очень мало внимания вопросам развития заболеваний и их предотвращения.
И он был не одинок. Врачи жаловались на создавшееся положение уже десятилетиями. «Область респираторной физиологии развивается во всех направлениях, но большинство физиологов отдают предпочтение таким проблемам, как объем легких, их вентиляция, циркуляция, газообмен, механика дыхания, метаболические проблемы дыхания, контроль за дыхательными процессами, и лишь немногие уделяют внимание мышцам, благодаря которым, собственно, и совершается дыхание», – писал один врач в 1958 году. Ему вторит другой: «Вплоть до семнадцатого века большинство великих врачей и анатомов еще проявляли интерес к дыхательным мышцам и механике дыхания. С тех пор на эти мышцы обращают все меньше внимания, и они остались на ничейной территории между анатомией и физиологией».