— Господи… неужели же вы думаете, что…

— Боюсь, что ваш отец сам дал повод сделать такое заключение.

— Это невозможно! Просто невозможно! Если он и дал такой повод, как вы говорите, значит, знал, что его будут подозревать.

— Откуда он мог это знать?

— Вы же сказали, что обнаружена недостача…

— Мне очень жаль, девушка… Но все улики против вашего отчима. Ничего определённого пока нельзя сказать, но…

— Понимаю…

— Что вы знаете о супругах Ларичевых?

— Не слишком много… Только то, что рассказывал отец. Видела их всего несколько раз. Отец их очень уважал.

— Как они жили?

— Точно затрудняюсь сказать… Знаю, что она долго болела… оперировалась… подозрение на рак… Вот и всё.

— А что вы знаете об их сыне?

— Видела пару раз. Отец плохо о нём отзывался. Типичный шалопай. Родителям не помогает. Живёт разгульно, путается с кавказцами. Отец как-то сказал с возмущением, что за целых три месяца, пока Ксения Николаевна находилась в больнице, их сын ни разу не пришёл её навестить.

— Спасибо.

— Вы не знаете… Отец… случайно… никакого письма не оставил?

— Нет… ничего не оставил.

Второй допрос Веры Прохиной

— Мы вас разыскивали и не могли найти. Вы отлучались куда-нибудь?

— Да… ходила в посёлок.

— А вам известно, что покидать корпус было запрещено с утра?

— Но меня ведь здесь не было… я вернулась только сегодня, вы же знаете… вот я и подумала, что…

— Скажите точно, куда вы ходили?

— Я никуда конкретно не ходила… так, прогуливалась…

— Вы встречались с кем-нибудь за это время?

— Нет! Ни с кем! Абсолютно ни с кем. Да у меня и знакомых-то нет в посёлке.

— Вы же говорили, что встретили группу приятелей.

— Это вчера… но они уже уехали… да и притом моими приятелями особо не были… Я ведь вам объясняла.

— Вы мне ничего не объясняли. Всё, что вы сказали, — неправда.

— Я? Не понимаю…

— Где вы были вчера вечером?

— Я же сказала… На турбазе.

— Вас на турбазе не было. Мы проверяли — ваше имя не значится в списках тех, кто там ночевал.

— То есть как меня не было? Может… Наверно, меня не зарегистрировали, потому что я была не с группой?

— Вас там не было. Вам следует подумать и сказать нам всю правду.

— Я… сказала правду… Не вижу, почему меня нужно допрашивать, как будто я…

— Только без слёз, прошу вас.

— Я была на турбазе, но назвала другую фамилию, потому что была с мужчиной.

— Его фамилия?

— Я не могу назвать… Это моё личное дело и никак не связано с этим… событием.

— Вас тоже личные дела заставили солгать, будто вы Ларичева увидели только на платформе, сходя с поезда?

— Я не лгала.

— А это разве не ваш билет? Место указано как раз в одном вагоне с Ларичевым.

— Не знаю… возможно… я нашла другое купе, где было посвободнее… Я ничего не знаю. Зачем вы хотите приплести сюда и меня?

— «Приплетать» вас никто не намерен. Вы сами запутались в собственной лжи.

— Я не лгу… я была с мужчиной… Он женат и… прошу вас.

— На этой вилле умерли два человека… Предполагается, что это убийство, а вы прикрываетесь «личными делами». Не надо плакать… Платок у вас есть? Вот, пожалуйста, мой… Пойдите, посидите тут поблизости, успокойтесь и подумайте, о каких своих «личных делах» вы могли бы мне рассказать.

Донесение старшины Величко

«Товарищ командир,

докладываю, что в результате проверки заявления гражданки В. Прохиной о том, что она находилась в посёлке 2 июня с. г., мной установлено следующее: в посёлке она действительно была, но прогуливалась не одна, как говорит, а в сопровождении мужчины, с которым около 20.00 проследовала в кафе при гостинице «Ёлки». Они предъявили паспорта, но фамилии были записаны потом по памяти. Прохина провела ночь в этой гостинице, а не на турбазе. Мужчина, с которым её видели в ресторане, в гостинице и на улице, ниже среднего роста, худощавый, лицо смугловатое.

Старшина Л. Величко»

Нить, тянувшаяся к Вере Прохиной и неизвестному из гостиницы «Ёлки», обрывалась на этом донесении. Эта нить, как и та, что вела к Ксении Ларичевой, была сочтена в ходе следствия ложной и отброшена. Самоубийство Рубцова, казалось, упростило дело. К тому же судебно-медицинская экспертиза подтвердила, что синяки на левой руке Ларичева полностью соответствуют размерам пальцев правой руки Рубцова. Заявление Жарковича, таким образом, подтверждалось.

Вспомнив о Жарковиче, Буров, пожевав губами, сказал:

— Следователь перегнул в отношении супругов Жаркович. Он обязан был держать себя в руках в любом случае. А судя по его поведению, он поддался личным пристрастиям.

— Здесь я не согласна с вами. Следователь, как человек справедливый, понял, что эти Жарковичи, оба — трусы и эгоисты, которые не видят дальше собственного носа.

— Возможно… не спорю… но что же было дальше?

— Дальше? — повторила Лера, как эхо. — Следователя неожиданно заменили другим, этому поручили какой-то срочный случай. Остался его рапорт, в котором он предлагал прекратить дело в соответствии с правилом процедуры, гласящим, что в случае смерти виновного уголовное преследование прекращается. В рапорте перечислялись основные обстоятельства дела — они со всей очевидностью подводили к тому, что Рубцов виновен. Вот эти обстоятельства:

1. В камине, который находится в комнате Рубцова, найдены остатки сгоревшей бумаги, являвшиеся более чем наверняка документами Ларичева.

2. Отпечатки пальцев Рубцова обнаружены на стакане Ларичева.

3. Следы пальцев Рубцова на левом предплечье Ларичева подтверждают сцену, описанную Аркадием Жарковичем.

4. Пребывание Рубцова в комнате покойного в шесть утра установлено.

5. Самоубийство Рубцова последовало после того, как перед ним были выложены все эти улики.

Буров настроился оправдать решение следователя, но в душе у него зародились весьма и весьма серьёзные сомнения. Он чувствовал, что ряд деталей так и не был выяснен до конца, а «решение», предложенное Рубцовым, ускорило прекращение дела.

На эти вопросы предстояло ответить уже ему самому — новому следователю по делу «Опушка», — стряхнув во имя истины архивную пыль с фактов и действующих лиц этой печальной истории.

Утром следующего дня в кабинете Бурова встретил собачий холод. Видимо, ночью вырубилось отопление или его нечаянно выключила уборщица. Но на этот случай всегда имелся масляный обогреватель. Поёжившись, Буров включил его, а заодно и чайник с оставшейся со вчерашнего дня уже кипячёной водой. В ожидании появления Леры он вздохнул и в сотый раз взглянул в окно. Количество железяк во дворе напротив явно уменьшилось. Стало быть, новые владельцы бывшего цеха — теперь мастерской по ремонту компьютеров — действительно намерены расчистить завалы и, даст бог, засадят ныне безобразный двор кустами и деревьями. Сегодня это пара пустяков — плати деньги и заказывай растения. А может, сделают там зал ожидания, поставят итальянскую кофеварку, тогда и кофейку можно будет попить… с Лерой.