Бабуля в шутку хлопает дедушку по плечу салфеткой, но мама громко вздыхает и в знак протеста бросает салфетку на стол.

– Пап, это смешно, – начинает она, – это только поддерживает идею о том, что девочки должны следить за тем, как выглядят, и за своим поведением, а у мальчиков есть право вести себя как животные. Ты не думаешь, что это несправедливо? Не думаешь, что это вводит в заблуждение парней? Все это просто противно. – Фыркнув, она заканчивает свою короткую речь.

Мне кажется, я мельком увидела ту девушку с полароидного снимка. Девушку с цветными волосами и словами «бунт, а не диета», написанными на руке. Она все еще существует, я знаю. Даже если я не могу этого понять, она может встречаться будним вечером с республиканцем Джоном.

– Ох, Лиза, не начинай, – говорит бабуля, ее руки порхают над столом. – Твой папа просто пытался пошутить.

Мама делает глубокий вдох. Я уже давно не видела, чтобы она так злилась на бабушку с дедушкой. Какое-то время стоит тишина. Я жду, что ответит мама.

– Хорошо, давайте оставим этот разговор и просто поедим, – говорит мама, кладя салфетку обратно на колени. Она бросает на меня нежный взгляд, полный сочувствия. – Просто продолжай получать хорошие оценки и не ввязываться в неприятности. Дай мне время собрать побольше денег на колледж, и я вытащу тебя отсюда, Вивви, я обещаю.

– Ты говоришь об Ист Рокпорте так, будто это какое-то ужасное место, – говорит бабуля, раздражаясь. – Ее семья здесь, в конце-то концов.

– Увидишь, как будешь скучать по ней, когда она уедет, – говорит ей дедушка. – Когда ты отправилась на Западное побережье, ты разбила наше сердце. – Так дедушка предлагает мир.

– У нас нет денег, чтобы отправить ее так далеко, – говорит мама. – Тем более Вив не сбежит с музыкальной группой и не станет прожигать жизнь. Она просто поедет в колледж.

– Эй, – говорю я, опуская вилку и хмурясь, – кто сказал, что я не буду прожигать жизнь?

Все за столом смеются, даже моя мама.

– Ты, Вивви? – спрашивает она, словно я сказала, что смогу переплыть Ла-Манш. – Ты – прожигать жизнь? Вряд ли. И за это я благодарна.

Я закатываю глаза и беру побольше рулета. Когда бабуля спрашивает меня, как дела у Клодии, я улыбаюсь. В душе у меня есть место, о котором никто не знает. Которое я сама недавно открыла. Я думаю о выходке Мариселы, о подавленном выражении лица Сары. Я думаю обо всех девочках Ист Рокпорта, живущих под жутким надзором администрации школы, которая слишком усердно пытается найти то, чего нет.

Позже этим вечером, после того как мама наносит ванильный экстракт за уши, целует меня на прощание и отправляется на свидание с Джоном, я включаю Bikini Kill так громко, что Джоан Джетт прячется в шкафу в коридоре. Мое сердце быстро бьется, щеки горят, я быстро собираю все необходимое: резиновый клей, черные маркеры и чистые листы белой бумаги.

Усаживаюсь на середину кровати и начинаю творить, периодически напоминая себе дышать.

Может, мама и права. Может, когда-нибудь я покину Ист Рокпорт.

Но сначала мне нужно его поджечь.

Фрэнк из «Копирки» смотрит на мою работу, когда я кладу новый зин на стойку. Я посматриваю на улицу, где припарковала велосипед. В Ист Рокпорт никогда не знаешь, с кем столкнешься.

– Эй, Мокси, – говорит он, проглядывая уже готовые копии. – Разве не ты была здесь где-то месяц назад?

– Может быть, – говорю я и сама удивляюсь своей дерзости. Фрэнк улыбается.

– Ладно, тогда я ничего не видел, – отвечает он, отдавая мне сдачу, прежде чем положить «Мокси № 2» в бумажный пакет. – Но если увидишь ту девушку, которая сделала первый выпуск, скажи, что этот даже лучше.

– Правда? – спрашиваю я, не сдержавшись. Я краснею, хватаю пакет, кладу деньги в карман и пытаюсь исправиться: – Ладно, увижу – скажу.

По дороге домой я придумываю оправдания, почему я возвращаюсь так поздно, если мама уже вернулась со свидания. Как всегда, мне везет: у дома я вижу машину Джона с его тупой наклейкой «Делоуб». Двигатель работает.

В свете фонарей я могу рассмотреть маму и Джона на переднем сиденье. Целующихся.

О боже. Отвратительно.

Я объезжаю вокруг дома, бросаю велосипед у черного входа и спешу внутрь, молясь, чтобы мама не заметила меня. Пару минут спустя я слышу, как она заходит через переднюю дверь.

– Вив, это была ты на велосипеде?

Черт.

Мы встречаемся на кухне, мой рюкзак все еще у меня за спиной. Ее щеки порозовели и, боже, помоги мне, ее помада размазалась. Она хмурится.

– Что ты делала на улице так поздно?

Я молча стою. Потом вспоминаю наш разговор за ужином. О том, что я никогда не буду прожигать жизнь.

– Я была у Клодии, готовилась к тесту по истории и увлеклась.

Мама внимательно смотрит на меня, потом кладет сумочку на кухонный стол. Могу сказать, она на девяносто пять процентов мне верит. В том, что ты послушная девочка, есть свои преимущества.

– Ладно, – говорит она, – вообще-то уже типа поздно.

– Я знаю, прости, – говорю я, направляясь в спальню. Надеюсь, она не собирается со мной разговаривать. Я не хочу говорить о Джоне.

Я переодеваюсь в пижаму и иду в ванную чистить зубы. Мама заходит в свою спальню, падает на расстеленную кровать, набирая что-то в телефоне большим пальцем. На ее лице появляется легкая улыбка.

Может, она и не собирается со мной разговаривать. Я наблюдаю, как улыбка мамы становится все шире и шире, пока она смотрит в экран телефона. Возможно, это сообщение от Джона. Может, он прислал запись их поцелуя.

Я громко сплевываю в раковину и немного задерживаюсь на тот случай, если этот звук выведет маму из ступора. Разве она не хочет расспросить меня, как прошел мой день в школе, расстроена ли я из-за дресс-кода? Разве она не хочет обсудить со мной Джона?

Когда я наконец выхожу из ванной и останавливаюсь у ее двери, чтобы пожелать спокойной ночи, она только поднимает взгляд и улыбается.

– Спокойной ночи, милая, – говорит она, снова утыкаясь в телефон.

– Спокойной ночи, мам, – говорю я.

Я иду в свою комнату без наших обычных обнимашек на ночь и закрываю дверь.

* * *

Я следую тому же плану, что и в первый раз. Рано утром бегу в школу и проскальзываю в женский туалет с экземплярами «Мокси» в руках. В этот раз я действую более целеустремленно. Я снова вижу перед глазами обиженное лицо Сары и отвратительную футболку Джейсона Гарзы.