– В подвале, – ответила Вера, – туда только грузовой лифтездит, с носилками, ходячие по лестнице ползут.

Возле кабинета, где вела прием Маргарита Федоровна, сиделаодинокая старушка.

– Тебе снимок делать? – поинтересовалась она. – Ступайтогда, нету никого.

– А вы?

– Уже, отдохнуть присела, – охотно пояснила бабуська.

Я вошла в огромную, гулкую комнату с наглухо задернутымизанавесками. В помещении было пусто и очень холодно. Посередине стоял железныйстол, прикрытый тонкой простынкой в пятнах, над ним нависало нечто непонятное,большое, круглое и страшное. Представляю, как некомфортно ощущают себя тутбольные люди.

– Больная, – раздался резкий голос, – идите сюда, налево.

Я пригляделась и, увидев небольшую дверку, толкнула ее.Мигом в лицо ударил свет, всю стену крохотного кабинета занимало окно. Уписьменного стола сидела очень красивая брюнетка. В ее облике всего былослишком. Чересчур черные волосы в невероятном количестве клубились на голове ипадали пышными локонами на полные плечи. Огромные карие глаза, окруженныечастоколом длинных, пушистых ресниц, занимали пол-лица, брови изгибались дугой,резко очерченный рот с пурпурными губами с успехом мог принадлежать королевеподиума. Впрочем, сама Маргарита Федоровна, не будь она слегка полноватой,запросто смогла бы демонстрировать на «языке» наряды. Уж не знаю, хороша она отприроды или добилась безупречного внешнего вида, используя арсенал современныхкосметических средств, но ведь в конце концов важен результат, а не то, какимобразом он достигнут.

Маргарита Федоровна окинула меня холодным взглядом инедовольно протянула:

– Больная! Тут кабинет врача, а не метро. Разве можно прямов куртке и уличной обуви приходить на прием.

– Холодно очень, а рентген в подвале, – попыталасьоправдаться я, – простудиться боюсь.

– У двери вешалка, – не сдалась Маргарита Федоровна, – итапочки следует с собой приносить. Кстати, в коридоре висит объявление, читатьнадо! Все написано про то, в каком виде положено являться на рентген. Мы тутвремя тратим, лечим вас, лечим, а больные инфекцию на верхней одежде разносят.У вас что? Желудок? К обследованию готовы?

Маргарита Федоровна не понравилась мне совершенно.

– У меня сердце!

Рентгенолог изогнула безупречно красивый рот.

– Что?

– На сердце рана у меня, на сердце рана у меня, –промурлыкала я.

– Вы из кардиологии? – не поняла Маргарита. – У них свойрентгенолог, поднимайтесь наверх.

– Зачем? Ежи Варфоломеевич-то умер!

Рита распахнула еще шире свои огромные глаза.

– Вы от Отрепьева? На частную консультацию?

Не дожидаясь приглашения, я шлепнулась на неудобный,продавленный стул, предназначенный для больных, нагло оперлась о письменныйстол и сообщила:

– От Отрепьева, но не на консультацию! Лицо Риты неожиданностало бледно-серым.

– А зачем? – тихо спросила она.

– А ты не знаешь? – в тон ей ответила я. – Давно мечталапознакомиться. Я – Ася Бабкина, моя дочь у тебя?

Честно говоря, не знаю, отчего я выпалила эту фразу, ноэффект она произвела сильный.

– Да, – забормотала рентгенолог, – конечно, ясно, сейчас,погодите пару минут, мне надо выйти, извините, цистит замучил, я только втуалет – и вернусь!

Не понимая, отчего она так разволновалась, я кивнула.

– Естественно, подожду.

Маргарита Федоровна вскочила и опрометью кинулась в коридор.Ее располневшую фигуру туго обтягивал слишком короткий белый халат, из-подкоторого виднелась полоса ярко-красной юбки. Ноги Маргариты Федоровны быливтиснуты в лаковые черные сапожки. Нещадно ругая больных за распространениебацилл и грязи, сама радетельница за чистоту и порядок предпочитала теплуюобувку, все-таки в подвале стоял зверский холод. Немудрено, что врач подцепилацистит. Сидит день-деньской в помещении, где свободно гуляет сквозняк. Цистит –очень неприятная болячка. Моя подруга Оля Лапшина ухитрилась заболеть им еще вшколе. Ей не хотелось носить рейтузы, и она щеголяла в двадцатиградусный морозв тоненьких трусиках и чулках. Результатом идиотского поведения и стал цистит.Матери Ольги пришлось предупредить всех школьных учителей, чтобы они отпускалидочь во время уроков в туалет, а то кое-кто из педагогов решил, что Олькаиздевается, тянет каждые десять минут руку и ноет:

– Разрешите выйти!

Но даже несмотря на справку от врача, наша математичказлилась и однажды, когда Ольга в очередной раз запросилась в туалет, отрезала:

– Имей в виду, Лапшина, идет четвертная контрольная, снижуотметку всему варианту, если сейчас уйдешь. Я хорошо понимаю, что тебя посылаютв библиотеку списать ответы!

Наши учителя разговаривали на странном языке.

– Тараканова, – возмутился один раз химик, когда я влетелана перемене в учительскую, – у тебя глаз нет постучать? Мы заняты!

Так что заявление про «четвертную контрольную» и «снижениеотметки варианту» никого не удивило, скорей напугало. Мы знали: математичкабудет рада наставить всем двоек, и надеялись, что Ольга сядет на место. НоЛапшина вылетела из класса. Естественно, в журнале появились «лебеди», и народрешил устроить Оле темную.

– Бейте сколько угодно, – со слезами на глазах воскликнуланесчастная Лапшина, – я знаю, что виновата! Но терпеть не могу, оставалосьтолько при всех описаться. Как накатит, еле до туалета добегаю!

Так что я очень хорошо понимала, отчего Маргарита Федоровнапонеслась на крейсерской скорости в коридор! Минуты текли медленно. От скуки яоглядела кабинет и ничего интересного не увидела. Через полчаса началанервничать. Ну сколько можно сидеть на унитазе? Хотя кто его знает!

Но когда большая стрелка часов, обежав полный круг, вновьостановилась на двенадцати, в душе начала копиться злоба. Похоже, Маргаритаменя элементарно обманула. Не захотела разговаривать и ушла, придумав сказкупро цистит. Хотя странно: кабинет она не заперла, и сумочка стоит в углу. Вдругей стало плохо?