Разработанный Неонилою план заключался в следующем. Татьяна,переодетая в платье Неонилы и набеленная, чтобы скрыть природную смуглоту лица,с настоящим младенцем, свертком, долженствующим изображать второго младенца, ис пожитками доезжает до постоялого двора и там ожидает, заплатив за прогонлошадей, готовых по первому ее слову отправиться в Москву. Неонила сказалародне, будто не желает возвращаться к мужу, который ждал ее в Туле. Это тожебыла ложь, ибо Елагин с первого часа во всем слепо повиновался своейбыстроумной жене, и в Туле его никогда и не было. Сама же Неонила, переодевшисьнищенкою-странницею, намеревалась направиться в Измайлово, которое знала каксвои пять пальцев, и ночью похитить девочку. Свершив сие, она должна была воротитьсяк ожидавшему ее Вайде и с ним приехать на постоялый двор, где и обменяться сТатьяною одеждою и спешно отбыть «в Москву» с двумя детьми.

План сей показался Вайде и Татьяне излишне хитроумным исложным, однако перечить они не стали… себе на погибель, как выяснилось после,ибо в том хитроумии крылась дьявольская простота ледяной души, не знающей любвии жалости.

Проникнуть ночью в имение, а после и на барский двор бывшейгорничной не составило труда. Собаки знали ее и даже не взбрехнули. Под рубищемнищенки у Неонилы был запрятан Татьянин цветастый платок, который она иобронила «невзначай» под окошком опочивальни маленькой княжны, которую ловко ибесшумно, словно в эту ночь дьявол пособничал ей, выкрала из-под носа крепкоспящей няньки. Пред тем столь же незаметно Неонила вывела из конюшни любимуюкнязеву кобылку Стрелу, завернув ей тряпками копыта, чтобы не шуметь. Выйдя заоколицу, Неонила вскочила верхом и, минуя лесок, где должен был ее ожидатьВайда, пустила лошадь к постоялому двору, где была еще до исхода ночи (Стрелавполне оправдывала свое имя!), по пути остановившись лишь единожды: на берегуреки, бросив там пеленку, похищенную вместе с девочкою.

Проникнув тихонько на постоялый двор, Неонила объявилаТатьяне, что была принуждена изменить план и теперь цыганке надлежит вернутьсяна этой превосходной кобыле, которую и дарит ей Неонила, туда, где ждет Вайда.

Татьяна пожелала перед разлукою взглянуть на похищенногоребенка и, распеленав, увидела прехорошенькую светловолосую девочку, котораякрепко спала, зажав в кулачке шелковый шнурок с навязанным на негоперстеньком-печаткою – простеньким, серебряным. Должно быть, играла, да так сним и заснула. Мысленно пожалев невинное дитя, принужденное платить зародительские прегрешения, Татьяна все же не осмелилась противиться воле той,кого привыкла почитать как старшую сестру, и покорно уехала.

Неонила же, чуть рассвело, велела закладывать лошадей ивезти себя в Москву. Однако каково же было изумление хозяина, когда к вечеруего ямщик уже воротился, сообщив, что женщине этой сделалось в дороге дурно иона сошла на первой почтовой станции, не востребовав обратно своих денег.Хозяин мысленно пожелал щедрой постоялице доброго здоровья и забыл о ней.

Тем временем нянька в Измайлове хватилась пропавшей девочки,а на конюшне хватились Стрелы. В саду нашли цветастый платок; и первая догадка,естественно, была та, на которую и рассчитывала Неонила: «Цыгане!»

Снарядили погоню и в ближнем лесу наткнулись на Вайду,который в своей повозке беспокойно ожидал Неонилу. Он уже чуял недоброе, новедь обещал сестре ждать… Только повязали цыгана, в котором дворовые тотчаспризнали конокрада, загадочно ушедшего из ямы, как на полном скаку из лесупоказалась Стрела с Татьяною верхом. Повязали и цыганку, как ни кричала она освоей и Вайды невинности. А спустя малое время нашли на берегу пеленкупохищенной девочки… И облава, ошеломленная злодеянием, на свершение коегоуказывали, казалось, все следы, в унынии воротилась в Измайлово.

Ее встретили не только обе княгини, но и сам МихайлаИванович, коего воротили с полдороги дурные предчувствия и неодолимоебеспокойство.

Осознав ужасающую весть, старая княгиня схватилась засердце, упала и скончалась тут же, на крыльце, где ожидала возвращения облавы.Князь со шпагой бросился на Вайду, выткнув ему глаз, а потом, приказав битьдушегубца плетьми до смерти, полоснул крест-накрест тою же шпагою по лицуТатьяны, навек обезобразив его, и свалился замертво. С ним сделался удар, навекпревративший сильного молодого человека в наполовину инвалида, ибо, даже ивыздоровев, не мог князь владеть левою рукою, а левую ногу с тех порприволакивал.

Среди всеобщего отчаяния лишь молодая княгиня Мария Павловнавыказала завидную силу духа. Она прекратила зверское избиение Вайды и приказалаувезти беспамятных цыган подальше от имения, ибо хотя надрывалась ее душа отгоря, но сердцем чуяла она невиновность этих людей и горько жалела их, как исебя, приняв, однако, смерть дочери и свекрови и болезнь мужа в качестве карыгосподней за какие-то неведомые прегрешения. А по истечении времени, сидя упостели мужа и выслушивая его коснеющим языком сделанные полубредовые жалобы ипризнания, Мария Павловна сочла происшедшее наказанием за мужнино прошлоераспутство, а пуще – за незаботу о собственном сыне. Княжич-то по сю порупроизрастал на грязном дворе сыном скотницы. Так что именно волею МарииПавловны был маленький Алеша взят в барские покои и усыновлен, родная мать еговозведена в няньки без права признаваться мальчику в истинности их отношений. Ихотя до самой смерти горевала Мария Павловна о погибшей дочери, Алешенькаоставался единственным в мире существом, чье присутствие могло вызвать улыбкуна ее всегда печальном лице.

Осталось сказать лишь о Вайде и Татьяне. Чуть излечась,цыгане направились в Москву… но след Неонилы затерялся, а с нею и следкняжеской дочери.

Однако Вайда не отступился. Он решил жизнь положить, носыскать Неонилу и рассчитаться с нею, ибо картина ее хладнокровного,обдуманного предательства, с расчетом отвести от себя мало-мальские подозрения,сделалась ему очевидна. Конечно, он мог бы донести на Неонилу Измайловым… Новсе же она была его сестрою, и он не мог предать ее так же бессердечно, как этосделала она. Да и ненависть его к князю была столь же велика, сколь и ненавистьк Неониле. Поэтому он сам отправился на поиски.