Тут у Базы зазвонил телефон, и, пока она разговаривала, мы с Арианной вышли на террасу и уселись на диван-качалку. Весна еще не наступила, но солнце пригревало, и было уже не так холодно. Мы оба были в толстовках – я в бордовой, Арианна в голубой – и шерстяных шапочках. По всей террасе, довольно неухоженной, стояли какие-то странные растения. Засохшие, без цветов, идеально отражавшие мое внутреннее состояние. Сидя в тишине, мы лениво ковыряли пирог. Я украдкой поглядывал на Арианну. Солнце играло в ее волосах, и они блестели, точно каштаны. Рука свободно лежала на подушке, едва не касаясь моей.

– Слышал про Филиппо? – вдруг спросила она.

– Который Мартуццо?

– Да кому он нужен, этот Мартуццо? Я про Филиппо Ланжеллу.

– И что он натворил? Выкурил сигарету в туалете? Ругался на уроке? Загремел в полицию?

– Не угадал. – Она легонько, почти неощутимо, качнула диван.

– Он теперь твой парень? – рискнул я.

– Скажешь тоже! С чего вдруг?

– Да ни с чего, просто… – Я отвел взгляд.

– Он поступил в семинарию.

– Чего?! – Я выпрямился на сиденье. – Прикалываешься, да?

– Ни разу.

– Филиппо Ланжелла? Лучший форвард школы? Мечта любой девчонки? Решил стать священником?!

– Я с ним сегодня на перемене разговаривала.

– А База в курсе?

– Понятия не имею.

– Да она умрет от зависти, если ты вперед нее узнала такую новость. Это же бомба!

Арианна, улыбаясь, положила в рот последний кусочек пирога.

– Он как египетский козодой, да? – сказала она. – Мы-то думали, что знаем его. А сами видели только маску. Он прятался от нас в пыли.

– Вот уж про него бы никогда не подумал!

Арианна дурашливо покачала головой, и я понял, что хочу остаться здесь навсегда. Рядом с ней, на этом диванчике.

– На самом деле, – дожевав, продолжила она, следуя за путеводной нитью своих мыслей (которая словно вела ее по лабиринту, прямо как нить Ариадны), – вокруг полно таких, как он. Ты замечал? Например, Джулио. Первый ученик в классе. Думаешь, он со своими друзьями серьезные разговоры ведет? Я позавчера болтала с девчонкой, с которой хожу на танцы и которая живет в его доме. Вспомнили Джулио, и, когда я сказала, что он учится лучше всех, она долго смеялась. Не верила, что я говорю правду, представляешь? Я никак не могла ее убедить. А взять Алессию? Фанатка маечек с диснеевскими мультиками, совершенно дурацких… У нее их полный шкаф, я сама видела. Я как-то спросила, почему она их в школу не носит? Оказалось, стесняется. Хочет казаться не такой, какая она есть. Типа там правильные брючки и так далее. И я так и не поняла, в каком же, блин, смысле они правильные?

– Рассадник козодоев… – пробурчал я.

– Да уж.

Я собирался что-то ответить, но слова замерли на губах. Мне хотелось взять ее за руку и сказать, что главный козодой – это я, что я прямо-таки эталон козодоя. Доверху набитый всякой хренью. Джакомо, с которым можно поржать. Джакомо, у которого всегда прикол наготове. Джакомо беззаботный. Я хотел рассказать про Джо и извиниться за то, что молчал раньше. Я знал, что она не рассердится; знал, что ответит: ничего страшного, и все же так и не смог выдавить ни слова. Вместо этого я сказал:

– Единственный, кто тащится от того, что он не такой, как все, – это Носатый. Но у него и друзей нет.

Выглянула База:

– Эй! Здесь кто-нибудь работать собирается? Или сдадим вместо доклада вашу фотографию, как вы тут раскачиваетесь?

Я поспешно поднялся, словно меня застали за неблаговидным делом. Арианна, зажмурившись и подставив лицо теплому послеполуденному солнцу, посидела еще, вдыхая прохладный воздух.

– Кто там следующий? – тихо спросила она.

– Летучие рыбы, – сообщила База.

– И как они защищаются?

– Летают! Мы думаем, что это они так развлекаются, что им нравится летать, а они, оказывается, от хищников удирают. Печально, да? Летят вроде такие свободные, романтичные… а на самом деле пытаются спасти свою жизнь.

Однажды утром нас повезли на мероприятие, посвященное безопасности на дорогах. Организовали там все с размахом. Вначале обучающее видео: выступление парня, потерявшего в аварии лучшего друга (который и был виноват, поскольку сел за руль пьяным); выступление какого-то накачанного гребца (призванного, очевидно, продемонстрировать альтернативу кривой дорожке), сводившееся примерно к следующему: если ты вообразил себя крутым и неуязвимым, есть повод задуматься. Короче, когда мы туда добрались, я увидел, что из других школ тоже народ пригнали. Точнее, из школы Витто. А еще точнее, я увидел класс Витто. И его самого. Витто то есть.

Я дружески дал ему по шее, и мы довольно неуклюже исполнили нечто вроде маорийской хаки (наше традиционное приветствие). Потом, нарушая требование учителей не откалываться от своих, уселись рядышком в нейтральной зоне, в глубине зала.

– Ну что, твоя пассия тоже тут? – поинтересовался он.

– Кто, Арианна?

– Тебе виднее. Или это я тебе должен сказать, кто твоя пассия?

Я показал пальцем в просвет между головами двух ребят, сидевших впереди чуть правее нас. Витто вытянул шею, чтобы лучше видеть.

– Каштановые волосы, розовый свитер?

Я, подняв брови, цыкнул языком, что означало: в точку!

Витто решительно потряс головой.

– Что такое?

– Слишком хороша для тебя, Мацца.

– Сказал Брэд Питт.

– А я при чем? Это же не я на таких западаю! Я себе по уровню выбираю. Лучше синица в руках. Чем годами безрезультатно пускать слюни.

– Я не пускаю слюни.

– Ну, ты понял, о чем я. О, глянь туда!

Через четыре ряда от нас несколько ребят из второго класса сдвинули головы над чьим-то телефоном, – наверно, видео смотрели, – не замечая, как сзади к ним бесшумной акулой приближается учительница.

– Щас она их сцапает!

Попались. Телефон конфискован.

По залу разносился приглушенный рокот голосов, словно лед потрескивал на водоеме. Женщина-психолог, которой поручили произнести вступительную речь, мужественно пыталась не сбиться с темы, но было видно, что она боится провала. Кто-то рисовал в тетради комиксы, прикидываясь, будто конспектирует; кто-то спал; кто-то, уставившись на сцену, думал о своем. За нами трое ребят постарше – видимо, из лицея – трещали не закрывая рта, но я не обращал на них внимания. Наступила очередь гребца, который на самом деле оказался вполне нормальным парнем, веселым, и говорил недолго. А потом меня вдруг обожгло раздавшееся сзади слово «даун».