221. Если враги, которые всегда совместно выступали против тебя, вдруг сцепились друг с другом, то напасть на одного из них, намереваясь всех раздавить поодиночке, – значит чаще всего сплотить их вновь. Поэтому надо сначала хорошенько разобраться, что за ненависть вспыхнула между ними и каковы прочие условия и обстоятельства; зная это, ты сможешь вернее решать, что лучше – напасть на одного из врагов или отойти в сторону и поглядеть, как они будут драться между собой.

222. Досуг сам по себе не наводит на выдумки и открытия, но без досуга их не бывает вовсе.

223. Граждане, стремящиеся к почестям и славе в городе, достойны хвалы и полезны, лишь бы они добивались своего не путем заговоров и узурпации власти, а создавая себе славу хороших и благоразумных людей и служа отечеству благими делами, – дай Бог, чтобы наша республика была проникнута таким честолюбием. Но кто стремится к собственному величию, тот ведет к погибели, ибо для кого оно стало главной целью, того не удержит ни справедливость, ни честность, – он все сравняет с землей, лишь бы дойти до цели.

224. Дурной гражданин не может долго слыть хорошим; пусть даже кто-то желает не столько быть, сколько казаться хорошим, ему поневоле придется и стать хорошим, иначе он в конце концов перестанет таковым казаться.

225. Люди от природы склонны к добру, так что всем, кто не извлекает из зла наслаждения или выгоды, добро милее, чем зло; но поскольку природа человеческая немощна, а соблазнов множество, люди ради своего интереса легко изменяют природной склонности. Поэтому вовсе не для того, чтобы насиловать человека, но для того, чтобы он не изменял своей природе, мудрые законодатели придумали шпоры и узду, то есть награду и наказание. Если же в республике их не применять, то хороших граждан у нее будет раз-два и обчелся; во Флоренции мы каждый день испытываем это на собственном опыте.

226. Если о ком-либо мы услышим или прочтем, что без всякой выгоды и корысти он предпочел зло добру, то его вернее назвать зверем, чем человеком, ибо он не наделен влечением, от природы присущим всем людям.

227. Велики недостатки и неустройства правления народного, и тем не менее в нашем городе мудрые и добрые граждане одобряют такое правление как меньшее зло.

228. Отсюда можно заключить, что во Флоренции мудрый человек – в то же время и добрый гражданин, ибо, если он не добрый гражданин, о мудрости говорить не приходится.

229. Та щедрость и широта, которая привлекает толпу, лишь крайне редко свойственна действительно мудрым людям; поэтому достоин похвалы не столько тот, кто слывет щедрым, сколько тот, в ком зрелый ум.

230. Народ любит в республике граждан, творящих справедливость; к мудрым он чувствует скорее почтение, чем любовь.

231. О Боже! Насколько в нашей республике больше признаков того, что ей скоро конец, нежели того, что ей предстоит долгая жизнь!

232. Человек здравого суждения ценится больше, чем человек изобретательного ума; так бывает гораздо чаще, чем наоборот.

233. Не противно равенству народной жизни, когда один гражданин пользуется большим влиянием, чем другой, лишь бы это влияние проистекало из любви и почтения к нему и могло быть, по желанию, отнято; и наоборот, без опоры на подобных людей республикам трудно устоять; как бы полезно было нашему городу, если бы флорентийские глупцы хорошо это усвоили.

234. Кому выпало приказывать другим, тому в этом деле не нужны излишняя скромность и уважительность; не говорю, что вовсе не нужны, но в большом количестве – вредят.

235. Очень полезно вести дела втайне, но еще полезнее как можно меньше показывать друзьям, что ты от них таишься, ибо многие видят в этом неуважение и оскорбляются, замечая, что их не хотят посвящать в свои дела.

236. Три вещи хотел бы я увидеть прежде, чем умру, однако, даже если я проживу долго, едва ли увижу хотя бы одну: хорошо устроенную республику в нашем городе; Италию, освобожденную от всех варваров; и мир, избавленный от тирании этих негодяев-попов.

237. Безумие сохранять нейтралитет в чужих войнах тому, кто не обеспечил себе безопасность договором или кто не так могуществен, что ему нечего бояться, ибо он оттолкнет побежденного и сделается добычей победителя. Кто не верит этому рассуждению, пусть взглянет на пример нашего города и посмотрит, что получилось из его нейтралитета в войне, которую папа Юлий[49] и Католический король Арагона[50] вели с Людовиком, королем Франции[51].

238. Если хочешь остаться в войне нейтральным, условься о нейтралитете по крайней мере с той стороной, которая его желает, ибо это один из способов к ней примкнуть; если потом эта сторона победит, то, может быть, ей окажется несколько затруднительно или совестно тебя притеснять.

239. Сдерживать целомудренно свои желания – большее удовлетворение, чем давать им волю, ибо первое преходяще и идет от тела, второе же, если только страсти немного поостыли, прочно и идет от души и совести.

240. Чести и уважения надо желать больше, чем богатства. Но так как в наши дни уважение без богатства сохранить трудно, то людям добродетельным надо стараться иметь его не сверх меры, а столько, сколько нужно, чтобы обрести или сохранить уважение и власть.

241. Народ во Флоренции в общем беден, но по свойственному нам образу жизни каждый жаждет богатства, поэтому не способен отстоять свободу в городе – ведь стремление к богатству побуждает человека гнаться за частной пользой, не думая о чести и славе государства и нисколько с ними не считаясь.

242. Кровь граждан – вот известь, скрепляющая здание тиранического государства, поэтому каждый должен всячески стараться, чтобы в его городе не возводили подобных зданий.

243. Если граждане, живущие в республиках, имеют терпимый строй, хотя бы и с каким-то изъяном, пусть не стараются свергнуть его ради лучшего: почти всегда новый строй окажется хуже, ибо не во власти человека, изменившего прежний порядок, добиться, чтобы новое правление точно соответствовало его предначертаниям и замыслам.

244. Зло, чинимое в городе правителями, большей частью вызвано их подозрительностью. Поэтому, если кто-то сделался правителем, а другие пытаются его свергнуть, не дожидаясь удобного случая, городу их не за что благодарить, ибо они лишь усилят подозрительность в тиране, а с нею – и чинимое им зло.

245. У бедных зло чаще идет от случая, у богатых – чаще от природы, поэтому обыкновенно зло в богатом следует судить строже, чем в бедном.